Однажды Би Цзин прочитал в древнем тексте, что на вещи надо смотреть так, как они есть. Ну, то есть, не на слова надо так смотреть, а на дела, на неуязвимого мастера Цзи Ши. До этого же Би Цзин всегда смотрел на неуязвимого мастера Цзи Ши по-другому. То есть, бывало, услышит Би Цзин, что неуязвимый мастер Цзи Ши — мастер сильный, смотрит на него украдкой: «Где же этот неуязвимый мастер Цзи Ши своё мастерство прячет. Хоть бы одну черточку мастерскую увидеть». И думает Би Цзин: «В чём же, интересно, неуязвимый мастер Цзи Ши эту чёрточку проявит? Может, во взгляде? Ну, то есть, как орёл смотреть по сторонам начнет. А, может, манерой разговора? То есть, слова с пекинским акцентом произнесёт. А, может, как начальник императорской стражи, то есть, чеканя каждый слог. А, может, в одежде чёрточка отыщется. Ну, то есть, в строгом наряде, как у пингвинов».
Пингвинов, правда, сам Би Цзин не видел, но слыхал от императорского морехода о пингвинах немало. Одним словом, ни чёрточки от неуязвимого мастера, ни полчёрточки. Поэтому Би Цзин думал: «Вот я, Би Цзин, парень прозорливый, а чёрточек мастерских в неуязвимом мастере Цзи Ши не замечаю, значит, что? Значит, вывод: пункт один — неуязвимый мастер Цзи Ши не мастер; пункт два — значит, и Би Цзин — мастер».
Впрочем, так было раньше, ещё до того, как Би Цзин узнал о том, что на вещи надо просто смотреть.
Словом, стал Би Цзин на вещи просто смотреть, не только, разумеется, на вещи, но и на людей. Раскрепостился Би Цзин, прямо не Би Цзин, а чань бинь какой-то стал. Встретит кого, так раскрепощённость свою показать не забудет. По голове ладошкой дружески похлопает. Ритуальный поклон при приветствии так сделает, что и не понятно, с какой стороны у него голова. Если бы руки в Китае принято было жать, так много бы китайцев без рук осталось. Национальная трагедия таким образом могла случиться. И это только потому, что Би Цзин раскрепостился. Вещи, так сказать, по-простому понимать начал. Ну, то есть, захочет крикнуть, так хоть уши затыкай. Захочет кашлянуть, так полсела ходят потом кашляют, болеют. Ну и всё остальное таким же образом.
Долго ли, коротко ли расхаживал Би Цзин в раскрепощённом состоянии, трудно сказать. Однажды он неуязвимого мастера Цзи Ши встретил и раскрепощение ему своё показал, первую попавшуюся мысль сообщил:
— Ты, — говорит, — неуязвимый мастер Цзи Ши, как бы не мастер, а полумастер. Это сразу видно.
— А, — отвечает неуязвимый мастер Цзи Ши сдержанно, — понятно. — А сам думает: «Интересно, раскрепощённый Би Цзин лучше закрепощённого Би Цзина или хуже? Так не узнаешь, надо проверить».
— Пойдем, раскрепощённый Би Цзин, в горы, я покажу тебе дорогу мастеров.
Би Цзин только рад. Поднялись они на высоченную скалу.
Неуязвимый мастер Цзи Ши и говорит Би Цзину:
— Вон, иди, Би Цзин, по той узкой тропинке над обрывом, она-то и есть мастерская тропа.
Би Цзин похваляется:
— Да я с закрытыми глазами.
А неуязвимый мастер Цзи Ши советует Би Цзину:
— Можешь и с открытыми глазами, только ушами не хлопай.
— Хорошо, — говорит Би Цзин и на мастерскую тропу выходит.
Идёт, глазеет и удивляется: «И это мастерская тропа? Да я таких мастеров!.. Да и ушами хлопать могу — хоть бы хны. Я — Би Цзин. Раскрепощённый».
И хлопнул ушами, раз всего хлопнул, а хлопанье услышалось дважды. Думает: «Что за дела, на один хлопок два звука. А, — думает, — эхо». И глаза шире открывает. Смотрит, ворона перед носом у него летит.
— Ну и эхо у вас тут в горах, — говорит вороне Би Цзин.
— Это не эхо, — отвечает ворона, — это я лечу и крыльями хлопаю.
— А я тогда что делаю? — спрашивает раскрепощенный Би Цзин.
— А ты, — говорит ворона, — ко второму хлопку готовишься.
— Э, э, э, — говорит Би Цзин, — я же не перепел какой, у меня крыльев-то нет.
— Да ничего, — говорит ворона, — ты просто чувствуй себя, как птица в поднебесье, и на вещи проще смотри.
Тут второй раз хлопок и раздался. Раскрепощение в одну сторону, Би Цзин в другую. Точнее, не Би Цзин, а лепёшка из Би Цзина.