Кто-то пересказал мудрому Хэ притчу о горе Всемогущего — невозможности стать иным. Притча утверждала, что это единственное, невозможное для него. Впрочем, как и придумать то, что он создать не в силах.
Хэ, выслушав, загадочно улыбнулся:
— А не кажется ли тебе, что Всемогущий ни в чём не нуждается? — спросил он рассказчика, ставшего слушателем. — Ведь он совершенен, а значит, любое действие по изменению чего-то способно лишь умалить его. Если же сможет улучшить, то он не будет тем, за кого его принимают. Поэтому тот, кому приходится быть неизменным, чтобы быть вечным, наверняка никогда не создавал наш мир. Более того, он вообще ничего не мог бы создать, ибо был бы не в силах хоть что-то изменить, не став иным сам. Но тогда уже не был бы всемогущим. Тот, кого представляют способным на всё, ничего не в состоянии сделать! Становясь иным, меняясь, он теряет свою вечность, поскольку любое действие даёт отсчёт времени.
Слушатель поразился логичным ходам мысли мудреца и пробормотал:
— Не хочешь ли ты сказать, что Создатель является нашей фантазией?
— Нет, я лишь говорю, что такой его образ крайне сомнителен. А, если так, то, либо мир создавал не Всемогущий, либо Всемогущий принялся за творение, теряя при этом свои основные качества: могущество и вечность…
Слушавший был в недоумении. Спустя некоторое время он сумел выдавить из себя:
— Но когда возможности не реализуются, разве можно говорить об их существовании?
— Почему бы и нет? — отвечал Хэ. — Представь себе: ты уверен, что получишь всё, что пожелаешь. А, поскольку ты в этом абсолютно убеждён, то ничего уже и не хочешь.
— По-моему, всё это странно.
— Оно лишь кажется таковым, потому что у тебя нет подобных возможностей. Такое состояние знакомо пресыщенным единоличным правителям, знающим, что довольно только шевельнуть пальцем… но ничего уже не желающим. Разве что оставаться в таком положении дальше и дольше, бесконечно. Таковы же, по сути, блаженные или просветлённые. Им хорошо и так. Но есть и другой тип людей, которые тоже убеждены, что получат всё, создав это в своём воображении.
— Но последние просто безумцы!
— Или писатели. И тебе, полагаю, известны авторы, живущие в своих выдуманных мирах. Среди смертных имеются и такие, кто утверждает, что Создатель не просто соблазнился на творение, а придумал способ не утратить при этом могущества. В результате этого мир, в котором мы существуем — лишь его фантазия. Но не наоборот. И таких миров у него бесчисленное множество, да судьбы у нас там очень разные. Почему бы и не так? А тогда наша жизнь, возможно, совсем не зря представляется нам сном? Если всё действительно так, и наш мир — лишь один из возможных, то поражение любого из нас в одной из партий совсем не означает краха играющего. Достаточно большого множества других ситуаций, которые он проигрывает в своём воображении… неизменно выигрывая их. И без всякого риска для себя!
— Ну, что же это за жизнь, — недовольно протянул собеседник, — воображаемые победы, придуманные поражения!
— Не скажи, — возразил Хэ. — Во-первых, я привёл пример большинства тех, кто такую жизнь почитает за счастье. Да и, когда реальная жизнь плоха, разве мало людей творят себе иллюзию благополучия? Или мы не хотим, чтобы наши фантазии осуществились? Во-вторых, никогда нельзя знать, чем в будущем станет то, чего мы добились — поражением или победой? Нередко мы воображаем себе то, в чём, казалось бы, столь уверены. Как, не исключено, и горе Всемогущества из-за невозможности стать иным.