Философ у дороги
Некто, чьё имя не сохранилось, хотел стать знаменитым философом. Для этого, приняв задумчивый вид, он сел на перекрестье дорог недалеко от города. Замысел его был прост — уж кто-нибудь да спросит:
— О чём ты задумался?
А он загадочно ответит:
— О том, чего нет.
— О деньгах, что ли? — простодушно уточнит спросивший.
— О смысле жизни, — проронит он.
Когда же слава о нём распространится, то станут приходить, чтобы узнать о главном. Один спросит:
— Скажи, все наши беды оттого, что мы сами не знаем, чего хотим, или хотеть не умеем?
— Нет, — ответит он, — хотим не того…
Другой поинтересуется:
— Ты хочешь быть великим?
— Не в этом суть, — услышат от него.
— А счастливым?
— Когда кругом столько несчастных? — поднимет он недоумённо брови.
— Да-а… — озадаченно протянет собеседник, и, чтобы не пасть во мнении обступивших их, пошутит: — Тогда тебя, верно, устроит лишь место Бога-благодетеля?
— Я не стремлюсь занять чужое место, — отрежет он.
— Не угодишь на тебя! Чего ж ты хочешь? Кем быть?
— Человеком.
— Ты и так на него похож, — рассмеётся вопрошавший.
— Видно, не слишком, если ко мне можно с такими вопросами приставать, — смиренно ответит он.
Сидел философ месяц, другой, ночуя в чистом поле. Поизносился, с лица спал. Но за это время у него спрашивали только дорогу, на что жалко ему было слов, и он отвечал лишь знаками, как немой. За это ему бросали монетки или клали рядом на камень что-нибудь из еды. «Откупаются, — горько усмехался он, вечером собирая мелочь в пыли, — сами не ведая, платят за то, чтобы не слышать и не знать. Что ж удивляться, Диоген днём бегал по городу с фонарём, и не мог найти человека…»
Так до конца жизни ему и не пришлось открыть уста. Но, кто знает, возможно, это и было его призванием, которое, к тому же, приносило и пропитание? Он ведь мечтал показывать путь другим… А за ответы, которые он собирался давать, вряд ли бы получил столько. Скорее, одни неприятности.
![]()
— О чём ты задумался?
А он загадочно ответит:
— О том, чего нет.
— О деньгах, что ли? — простодушно уточнит спросивший.
— О смысле жизни, — проронит он.
Когда же слава о нём распространится, то станут приходить, чтобы узнать о главном. Один спросит:
— Скажи, все наши беды оттого, что мы сами не знаем, чего хотим, или хотеть не умеем?
— Нет, — ответит он, — хотим не того…
Другой поинтересуется:
— Ты хочешь быть великим?
— Не в этом суть, — услышат от него.
— А счастливым?
— Когда кругом столько несчастных? — поднимет он недоумённо брови.
— Да-а… — озадаченно протянет собеседник, и, чтобы не пасть во мнении обступивших их, пошутит: — Тогда тебя, верно, устроит лишь место Бога-благодетеля?
— Я не стремлюсь занять чужое место, — отрежет он.
— Не угодишь на тебя! Чего ж ты хочешь? Кем быть?
— Человеком.
— Ты и так на него похож, — рассмеётся вопрошавший.
— Видно, не слишком, если ко мне можно с такими вопросами приставать, — смиренно ответит он.
Сидел философ месяц, другой, ночуя в чистом поле. Поизносился, с лица спал. Но за это время у него спрашивали только дорогу, на что жалко ему было слов, и он отвечал лишь знаками, как немой. За это ему бросали монетки или клали рядом на камень что-нибудь из еды. «Откупаются, — горько усмехался он, вечером собирая мелочь в пыли, — сами не ведая, платят за то, чтобы не слышать и не знать. Что ж удивляться, Диоген днём бегал по городу с фонарём, и не мог найти человека…»
Так до конца жизни ему и не пришлось открыть уста. Но, кто знает, возможно, это и было его призванием, которое, к тому же, приносило и пропитание? Он ведь мечтал показывать путь другим… А за ответы, которые он собирался давать, вряд ли бы получил столько. Скорее, одни неприятности.
