Царь, решивший стать щедрым
Суфийская притча
Жил-был в Иране царь. Однажды он попросил дервиша рассказать какую-нибудь историю. Дервиш начал так:
— Ваше величество, я расскажу вам историю о Хатим Тае, аравийском царе, который был самым щедрым человеком от сотворения мира. И если вы сумеете стать таким же щедрым, как он, вы воистину прославитесь как величайший царь на свете.
— Рассказывай,— произнёс царь,— но знай: если твоя история придётся мне не по душе, ты поплатишься головой за то, что навлёк тень сомнения на мою щедрость.
Царь сказал так потому, что при персидском дворе полагалось говорить монарху, что тот уже имеет все самые высшие качества, какие только можно приобрести в мире в прошлом, настоящем и будущем.
— Чтобы походить на Хатам Тая, — продолжал дервиш как ни в чём ни бывало (ибо дервишей не так-то просто устрашить), — нужно и в буквальном смысле, и по духу превзойти щедростью всех людей.
И дервиш рассказал такую историю.
Один завистливый царь, правивший соседним с Аравией царством, пожелал завладеть богатством, деревнями, оазисами, верблюдами и солдатами Хатим Тая. Он послал к Хатиму гонцов с таким посланием: «Ты должен добровольно сдаться мне, иначе я пойду на тебя войной и разорю всё твоё царство, а тебя самого захвачу в плен». Когда гонцы передали это предупреждение, советники Хатим Тая предложили ему готовиться к войне.
— Все твои подданные, и мужчины, и женщины, — все, кто способен держать в руках оружие, готовы сразиться с врагом и, если надо, сложить головы на поле брани за своего любимого царя, — сказали они.
Но Хатим, ко всеобщему удивлению, ответил так:
— Я не желаю больше возлагать на вас бремя своей власти и проливать ради себя вашу кровь. Лучше я уступлю ему престол, ибо не годится щедрому жертвовать ради себя хотя бы одной человеческой жизнью. Если вы по доброй воле сдадитесь на его милость, он удовлетворится тем, что сделает вас своими подданными и обложит умеренной данью, зато вы сохраните свои жизни и имущество. Но если вы окажете ему сопротивление, он, в случае победы по законам войны, будет вправе всех вас истребить или обратить в своих рабов.
Сказав это, Хатим Тай снял с себя свои царские одежды и, взяв с собой только крепкий посох, отправился в путь. Добравшись до близлежащих гор, он облюбовал себе там пещеру и погрузился в созерцание. Многие аравийцы прославляли бывшего правителя за его великую жертву, ибо для их спасения он не пожалел ни своих богатств, ни трона. Но многие, и в особенности те, кто жаждал славы на поле сражения, были весьма недовольны.
— Откуда мы знаем, что он не самый обыкновенный трус?! — восклицали они в сердцах.
Другие, не столь отважные, вторили им:
— Да, конечно, он спасал прежде всего свою собственную жизнь и покинул нас на произвол судьбы, ведь чего можно ждать от чужого царя, который, к тому же, столь вероломен и жесток, что не пощадил даже своих ближайших соседей?
Были и такие, которые, не зная, чему верить, просто молчали, ожидая, что время вынесет свой приговор. Между тем вероломный царь вторгся во владения Хатим Тая и, не встречая на своем пути сопротивления, захватил всё его царство. Радуясь такой легкой победе, он не увеличил налогов, которые взимал в свое время Хатим Тай за то, что правил народом и защищал справедливость.
Итак, казалось бы, этот царь добился всего, чего хотел: прибавил к своим владениям новое царство, удовлетворил свою алчность, — и всё-таки он не находил покоя. Его шпионы то и дело докладывали ему, что в народе говорят, будто бы своей победой он обязан только щедрости Хатим Тая. И вот однажды, не в силах более сдерживать своего гнева, он воскликнул:
— Я не стану истинным хозяином этой страны до тех пор, пока не захвачу самого Хатим Тая. Пока он жив, мне не удастся завоевать сердца этих людей. Ведь они только для вида признают меня своим господином.
Тут же по всей стране был оглашён царский указ о том, что человек, который доставит во дворец Хатим Тая, получит в награду пять тысяч золотых. Хатим Тай в это время по-прежнему находился в своём укрытии и, конечно, ни о чём не подозревал. Как-то, сидя перед своей пещерой, он услыхал, будучи скрытым зарослями, разговор старого дровосека со своей женой.
— Дорогая,— говорил дровосек, — я намного старше тебя, и, если скоро умру, ты останешься одна с нашими маленькими детьми. Вот если бы нам удалось поймать Хатим Тая, за которого новый правитель обещает пять тысяч золотых, твоё будущее и будущее наших детей было бы обеспечено.
— Как тебе не стыдно! — с негодованием ответила женщина,— да лучше мне с детьми умереть голодной смертью, чем запятнать себя кровью самого щедрого человека на свете, который ради нас пожертвовал всем, что имел.
— Я тебя прекрасно понимаю, но каждый человек думает прежде всего о своих интересах, а на мне лежит забота о семье. И потом, всё больше людей с каждым днём склоняются к мысли, что Хатим просто струсил. Может быть, со временем они и будут искать всевозможные доводы для его оправдания, но сейчас…
— Только из-за жадности к деньгам ты решил, что Хатим — трус. Побольше таких умников, как ты, и окажется, что его жизнь и вовсе не имела никакого смысла.
Тут Хатим вышел из своего укрытия и, представ перед изумлёнными супругами, сказал, обращаясь к дровосеку:
—Я — Хатим Тай. Отведи меня к правителю и потребуй от него обещанную награду.
Его слова произвели на старого человека такое сильное впечатление, что он, устыдившись своего поведения, заплакал и сказал:
— Нет, о великий Хатим, я не могу этого сделать.
— Если ты меня не послушаешь, я сам явлюсь к царю и расскажу ему, что ты меня укрывал. Тогда тебя казнят за измену.
Между тем люди, разыскивающие в горах беглого царя, услыхали их спор и подошли к ним. Поняв, что перед ними не кто иной, как сам Хатим Тай, они схватили его и повели к правителю. Позади всех плёлся несчастный дровосек. Представ перед царём, каждый из толпы, стараясь перекричать остальных, заявлял, что именно он первым схватил Хатима. Царь же, ничего не понимая, смотрел то на одного, то на другого, не зная, как поступить. Тогда Хатим попросил позволения говорить и сказал:
— О царь, если ты хочешь решить это дело по справедливости, то выслушай меня. Награды заслуживает только тот старик, а не эти люди. — И Хатим указал на дровосека, стоявшего в стороне. — Выдай ему обещанные пять тысяч и поступай со мной, как хочешь.
Тут дровосек вышел вперёд и рассказал царю о том, как Хатим ради спасения его семьи предложил себя в жертву. Царь был так изумлён услышанным рассказом, что тут же вернул Хатиму его трон, а сам возвратился назад в своё царство и увёл с собой армию.
Дервиш окончил рассказ и замолчал.
— Отличная история, дервиш! — воскликнул иранский царь, позабыв о своей угрозе. — Из такой истории можно извлечь пользу. Но для тебя она в любом случае бесполезна, ведь ты ничего не ждёшь от этой жизни и ничем не владеешь. Другое дело я. Я царь — и я богат. Аравийские правители, питающиеся варёными ящерицами, не могут сравниться с персидскими, когда речь идёт об истинной щедрости. Меня осенила счастливая мысль, но не будем тратить время на болтовню, к делу!
И царь тут же велел позвать к себе выдающихся архитекторов и строителей; когда же они предстали перед ним, коленопреклонённые, он велел им выстроить на широкой городской площади дворец с сорока окнами, чтобы в нём размещалась огромная казна для золотых монет. Спустя некоторое время такой дворец был выстроен. Царь приказал заполнить размещавшуюся в нём казну золотыми монетами. Со всей страны в столицу согнали множество людей, верблюдов и слонов, которые в течение нескольких месяцев перевозили золото из старой казны в новую. Наконец, когда работы были окончены, глашатаи объявили царский указ: «Слушайте все! По воле царя царей, фонтана щедрости, выстроен дворец с сорока окнами. С этого дня Его Величество через эти окна собственноручно будет раздавать золото всем нуждающимся. Спешите все ко дворцу!»
Итак, ко дворцу, конечно же, потекли бесчисленные толпы народа. Изо дня в день царь появлялся в одном из сорока окон и одаривал каждого просителя золотой монетой. И вот однажды, раздавая милостыню, царь обратил внимание на одного дервиша, который каждый день подходил к окну, получал свою золотую монету и уходил. Поначалу монарх решил, что дервиш берёт золото для какого-нибудь бедняка, который не в состоянии прийти за милостыней сам. Затем, увидев его снова, он подумал: «Может быть, он следует дервишскому принципу тайной щедрости и одаривает золотом других». И так каждый день, завидев дервиша, он придумывал ему какое-нибудь оправдание. Но когда дервиш пришел в сорок первый раз, терпению царя пришёл конец. Схватив его за руку, монарх в страшном гневе закричал:
— Наглое ничтожество! Сорок дней ты ходишь сюда, но ещё ни разу не поклонился мне, даже не произнёс ни одного благодарственного слова. Хоть бы улыбка однажды озарила твоё постное лицо. Ты, что же, копишь эти деньги или даёшь их в рост? Ты только позоришь высокую репутацию заплатанного одеяния!
Только царь умолк, дервиш достал из рукава сорок золотых монет, которые он получил за сорок дней, и, швырнув их на землю, сказал:
— Знай, о царь Ирана, что щедрость только тогда воистину щедрость, когда проявляющий её соблюдает три условия. Первое условие — давать, не думая о своей щедрости. Второе условие — быть терпеливым. И третье — не питать в душе подозрений.
Этот царь так никогда и не стал по-настоящему щедрым. Щедрость для него была связана с его собственными представлениями о «щедрости», и он стремился к ней только потому, что хотел прославиться среди людей.
![]()
Жил-был в Иране царь. Однажды он попросил дервиша рассказать какую-нибудь историю. Дервиш начал так:
— Ваше величество, я расскажу вам историю о Хатим Тае, аравийском царе, который был самым щедрым человеком от сотворения мира. И если вы сумеете стать таким же щедрым, как он, вы воистину прославитесь как величайший царь на свете.
— Рассказывай,— произнёс царь,— но знай: если твоя история придётся мне не по душе, ты поплатишься головой за то, что навлёк тень сомнения на мою щедрость.
Царь сказал так потому, что при персидском дворе полагалось говорить монарху, что тот уже имеет все самые высшие качества, какие только можно приобрести в мире в прошлом, настоящем и будущем.
— Чтобы походить на Хатам Тая, — продолжал дервиш как ни в чём ни бывало (ибо дервишей не так-то просто устрашить), — нужно и в буквальном смысле, и по духу превзойти щедростью всех людей.
И дервиш рассказал такую историю.
Один завистливый царь, правивший соседним с Аравией царством, пожелал завладеть богатством, деревнями, оазисами, верблюдами и солдатами Хатим Тая. Он послал к Хатиму гонцов с таким посланием: «Ты должен добровольно сдаться мне, иначе я пойду на тебя войной и разорю всё твоё царство, а тебя самого захвачу в плен». Когда гонцы передали это предупреждение, советники Хатим Тая предложили ему готовиться к войне.
— Все твои подданные, и мужчины, и женщины, — все, кто способен держать в руках оружие, готовы сразиться с врагом и, если надо, сложить головы на поле брани за своего любимого царя, — сказали они.
Но Хатим, ко всеобщему удивлению, ответил так:
— Я не желаю больше возлагать на вас бремя своей власти и проливать ради себя вашу кровь. Лучше я уступлю ему престол, ибо не годится щедрому жертвовать ради себя хотя бы одной человеческой жизнью. Если вы по доброй воле сдадитесь на его милость, он удовлетворится тем, что сделает вас своими подданными и обложит умеренной данью, зато вы сохраните свои жизни и имущество. Но если вы окажете ему сопротивление, он, в случае победы по законам войны, будет вправе всех вас истребить или обратить в своих рабов.
Сказав это, Хатим Тай снял с себя свои царские одежды и, взяв с собой только крепкий посох, отправился в путь. Добравшись до близлежащих гор, он облюбовал себе там пещеру и погрузился в созерцание. Многие аравийцы прославляли бывшего правителя за его великую жертву, ибо для их спасения он не пожалел ни своих богатств, ни трона. Но многие, и в особенности те, кто жаждал славы на поле сражения, были весьма недовольны.
— Откуда мы знаем, что он не самый обыкновенный трус?! — восклицали они в сердцах.
Другие, не столь отважные, вторили им:
— Да, конечно, он спасал прежде всего свою собственную жизнь и покинул нас на произвол судьбы, ведь чего можно ждать от чужого царя, который, к тому же, столь вероломен и жесток, что не пощадил даже своих ближайших соседей?
Были и такие, которые, не зная, чему верить, просто молчали, ожидая, что время вынесет свой приговор. Между тем вероломный царь вторгся во владения Хатим Тая и, не встречая на своем пути сопротивления, захватил всё его царство. Радуясь такой легкой победе, он не увеличил налогов, которые взимал в свое время Хатим Тай за то, что правил народом и защищал справедливость.
Итак, казалось бы, этот царь добился всего, чего хотел: прибавил к своим владениям новое царство, удовлетворил свою алчность, — и всё-таки он не находил покоя. Его шпионы то и дело докладывали ему, что в народе говорят, будто бы своей победой он обязан только щедрости Хатим Тая. И вот однажды, не в силах более сдерживать своего гнева, он воскликнул:
— Я не стану истинным хозяином этой страны до тех пор, пока не захвачу самого Хатим Тая. Пока он жив, мне не удастся завоевать сердца этих людей. Ведь они только для вида признают меня своим господином.
Тут же по всей стране был оглашён царский указ о том, что человек, который доставит во дворец Хатим Тая, получит в награду пять тысяч золотых. Хатим Тай в это время по-прежнему находился в своём укрытии и, конечно, ни о чём не подозревал. Как-то, сидя перед своей пещерой, он услыхал, будучи скрытым зарослями, разговор старого дровосека со своей женой.
— Дорогая,— говорил дровосек, — я намного старше тебя, и, если скоро умру, ты останешься одна с нашими маленькими детьми. Вот если бы нам удалось поймать Хатим Тая, за которого новый правитель обещает пять тысяч золотых, твоё будущее и будущее наших детей было бы обеспечено.
— Как тебе не стыдно! — с негодованием ответила женщина,— да лучше мне с детьми умереть голодной смертью, чем запятнать себя кровью самого щедрого человека на свете, который ради нас пожертвовал всем, что имел.
— Я тебя прекрасно понимаю, но каждый человек думает прежде всего о своих интересах, а на мне лежит забота о семье. И потом, всё больше людей с каждым днём склоняются к мысли, что Хатим просто струсил. Может быть, со временем они и будут искать всевозможные доводы для его оправдания, но сейчас…
— Только из-за жадности к деньгам ты решил, что Хатим — трус. Побольше таких умников, как ты, и окажется, что его жизнь и вовсе не имела никакого смысла.
Тут Хатим вышел из своего укрытия и, представ перед изумлёнными супругами, сказал, обращаясь к дровосеку:
—Я — Хатим Тай. Отведи меня к правителю и потребуй от него обещанную награду.
Его слова произвели на старого человека такое сильное впечатление, что он, устыдившись своего поведения, заплакал и сказал:
— Нет, о великий Хатим, я не могу этого сделать.
— Если ты меня не послушаешь, я сам явлюсь к царю и расскажу ему, что ты меня укрывал. Тогда тебя казнят за измену.
Между тем люди, разыскивающие в горах беглого царя, услыхали их спор и подошли к ним. Поняв, что перед ними не кто иной, как сам Хатим Тай, они схватили его и повели к правителю. Позади всех плёлся несчастный дровосек. Представ перед царём, каждый из толпы, стараясь перекричать остальных, заявлял, что именно он первым схватил Хатима. Царь же, ничего не понимая, смотрел то на одного, то на другого, не зная, как поступить. Тогда Хатим попросил позволения говорить и сказал:
— О царь, если ты хочешь решить это дело по справедливости, то выслушай меня. Награды заслуживает только тот старик, а не эти люди. — И Хатим указал на дровосека, стоявшего в стороне. — Выдай ему обещанные пять тысяч и поступай со мной, как хочешь.
Тут дровосек вышел вперёд и рассказал царю о том, как Хатим ради спасения его семьи предложил себя в жертву. Царь был так изумлён услышанным рассказом, что тут же вернул Хатиму его трон, а сам возвратился назад в своё царство и увёл с собой армию.
Дервиш окончил рассказ и замолчал.
— Отличная история, дервиш! — воскликнул иранский царь, позабыв о своей угрозе. — Из такой истории можно извлечь пользу. Но для тебя она в любом случае бесполезна, ведь ты ничего не ждёшь от этой жизни и ничем не владеешь. Другое дело я. Я царь — и я богат. Аравийские правители, питающиеся варёными ящерицами, не могут сравниться с персидскими, когда речь идёт об истинной щедрости. Меня осенила счастливая мысль, но не будем тратить время на болтовню, к делу!
И царь тут же велел позвать к себе выдающихся архитекторов и строителей; когда же они предстали перед ним, коленопреклонённые, он велел им выстроить на широкой городской площади дворец с сорока окнами, чтобы в нём размещалась огромная казна для золотых монет. Спустя некоторое время такой дворец был выстроен. Царь приказал заполнить размещавшуюся в нём казну золотыми монетами. Со всей страны в столицу согнали множество людей, верблюдов и слонов, которые в течение нескольких месяцев перевозили золото из старой казны в новую. Наконец, когда работы были окончены, глашатаи объявили царский указ: «Слушайте все! По воле царя царей, фонтана щедрости, выстроен дворец с сорока окнами. С этого дня Его Величество через эти окна собственноручно будет раздавать золото всем нуждающимся. Спешите все ко дворцу!»
Итак, ко дворцу, конечно же, потекли бесчисленные толпы народа. Изо дня в день царь появлялся в одном из сорока окон и одаривал каждого просителя золотой монетой. И вот однажды, раздавая милостыню, царь обратил внимание на одного дервиша, который каждый день подходил к окну, получал свою золотую монету и уходил. Поначалу монарх решил, что дервиш берёт золото для какого-нибудь бедняка, который не в состоянии прийти за милостыней сам. Затем, увидев его снова, он подумал: «Может быть, он следует дервишскому принципу тайной щедрости и одаривает золотом других». И так каждый день, завидев дервиша, он придумывал ему какое-нибудь оправдание. Но когда дервиш пришел в сорок первый раз, терпению царя пришёл конец. Схватив его за руку, монарх в страшном гневе закричал:
— Наглое ничтожество! Сорок дней ты ходишь сюда, но ещё ни разу не поклонился мне, даже не произнёс ни одного благодарственного слова. Хоть бы улыбка однажды озарила твоё постное лицо. Ты, что же, копишь эти деньги или даёшь их в рост? Ты только позоришь высокую репутацию заплатанного одеяния!
Только царь умолк, дервиш достал из рукава сорок золотых монет, которые он получил за сорок дней, и, швырнув их на землю, сказал:
— Знай, о царь Ирана, что щедрость только тогда воистину щедрость, когда проявляющий её соблюдает три условия. Первое условие — давать, не думая о своей щедрости. Второе условие — быть терпеливым. И третье — не питать в душе подозрений.
Этот царь так никогда и не стал по-настоящему щедрым. Щедрость для него была связана с его собственными представлениями о «щедрости», и он стремился к ней только потому, что хотел прославиться среди людей.
