Как шакал угодил в бадью
Суфийская притча от Руми
Однажды некий молодой шакал
В бадью со свежей краскою попал.
И, выбравшись наружу, стал гордиться,
Кричать: «Я райская отныне птица!
Среди шакалов я такой один,
Да не шакал я вовсе, я павлин!»
И впрямь, на том, чья шкура пёстрой стала,
Чудесно солнце жаркое играло.
И был он не в пример другим шакалам
И голубым, и розовым, и алым.
Шакалье племя очень удивилось:
«Ответь, собрат наш, что с тобой случилось?
Скажи, чем возгордился ты сейчас,
Что свысока теперь глядишь на нас?»
Был друг шакала удивлён немало.
«Скажи, — спросил он, — что с тобою стало?
Ведь ты готов взобраться на мимбар
И поучать всех нас, кто юн и стар,
И с высоты своей гордыни ложной
Всех болтовнёй смущать пустопорожней.
Но что слова и пёстрой шкуры цвет,
Когда в тебе святого пыла нет?
Раскрасить краской шкуру — слишком мало,
Чтобы господня святость свойством стала.
Какую бы ты шкуру не надел,
Весь век купаться в краске — твой удел!»
Но гордый пестротой своей шакал
Так отвечал тому, кто порицал:
«Взгляни на облик мой, на яркий цвет,
Таких божков и у шамана нет.
Ещё недавно был я незаметным,
Как райский куст стал теперь стоцветным.
Склонитесь пред венцом моих красот,
Я — гордость веры, божий я оплот.
Господня благодать — Аллаха милость
Так, как во мне, ни в ком не отразилась.
Хочу я, чтоб отныне всякий знал:
Я средь шакалов боле не шакал!»
Его спросили: «Кто ж ты, господин?»
Шакал ответил: «Райский я павлин!»
Его спросили: «Райские долины
Ты украшаешь ли как все павлины?
Ты излучаешь ли небесный свет?»
Шакал подумал и ответил: «Нет!» —
«Скажи ещё, оплот наш и твердыня,
Умеешь ли кричать ты по-павлиньи?» —
«Нет, не могу!» — сказал шакала сын. —
«Тогда ты лишь хвастун, а не павлин.
Ибо никто, бывавший лишь в пустыне,
нам не расскажет о святой Медине.
Ты жалкий зверь, который в краску влез,
Меж тем краса павлинов — дар небес!»
Однажды некий молодой шакал
В бадью со свежей краскою попал.
И, выбравшись наружу, стал гордиться,
Кричать: «Я райская отныне птица!
Среди шакалов я такой один,
Да не шакал я вовсе, я павлин!»
И впрямь, на том, чья шкура пёстрой стала,
Чудесно солнце жаркое играло.
И был он не в пример другим шакалам
И голубым, и розовым, и алым.
Шакалье племя очень удивилось:
«Ответь, собрат наш, что с тобой случилось?
Скажи, чем возгордился ты сейчас,
Что свысока теперь глядишь на нас?»
Был друг шакала удивлён немало.
«Скажи, — спросил он, — что с тобою стало?
Ведь ты готов взобраться на мимбар
И поучать всех нас, кто юн и стар,
И с высоты своей гордыни ложной
Всех болтовнёй смущать пустопорожней.
Но что слова и пёстрой шкуры цвет,
Когда в тебе святого пыла нет?
Раскрасить краской шкуру — слишком мало,
Чтобы господня святость свойством стала.
Какую бы ты шкуру не надел,
Весь век купаться в краске — твой удел!»
Но гордый пестротой своей шакал
Так отвечал тому, кто порицал:
«Взгляни на облик мой, на яркий цвет,
Таких божков и у шамана нет.
Ещё недавно был я незаметным,
Как райский куст стал теперь стоцветным.
Склонитесь пред венцом моих красот,
Я — гордость веры, божий я оплот.
Господня благодать — Аллаха милость
Так, как во мне, ни в ком не отразилась.
Хочу я, чтоб отныне всякий знал:
Я средь шакалов боле не шакал!»
Его спросили: «Кто ж ты, господин?»
Шакал ответил: «Райский я павлин!»
Его спросили: «Райские долины
Ты украшаешь ли как все павлины?
Ты излучаешь ли небесный свет?»
Шакал подумал и ответил: «Нет!» —
«Скажи ещё, оплот наш и твердыня,
Умеешь ли кричать ты по-павлиньи?» —
«Нет, не могу!» — сказал шакала сын. —
«Тогда ты лишь хвастун, а не павлин.
Ибо никто, бывавший лишь в пустыне,
нам не расскажет о святой Медине.
Ты жалкий зверь, который в краску влез,
Меж тем краса павлинов — дар небес!»