Однажды в беседе с падишахом Бирбал сказал:
— Владыка мира! Ежели я когда провинюсь, то пусть меня судят люди, которых я сам назначу.
Падишах согласился. Рад был визирь, крепко верил он слову падишаха.
Вскорости падишах осерчал за что-то на Бирбала. Решил он визиря наказать — наложить на него штраф в несколько тысяч рупий. Проведал Бирбал о замысле падишаха и всё загодя обдумал.
Зовёт падишах Бирбала на суд.
— Бирбал! Недостойно ты поступил, и будет тебе за твою вину наказание — денежный штраф.
Бирбал не стал отпираться, повинился.
— Ну, раз ты и сам признаёшь свою вину, я накажу тебя непременно.
— Владыка мира! Сами вы не можете меня наказать, — напомнил Бирбал. — Придётся вам позвать судей, которых я назначу.
— Ладно. Выбирай панчаят (пятёрку — старейшин общины, разбирающих споры в общине или деревне), и я велю им судить тебя. Что они ни решат, я наперёд согласен.
— Моими судьями будут пятеро чамаров (члены касты кожевников, а также метельщиков, считавшейся самой низкой в индуистской кастовой системе). Я приму от них любое наказание.
Удивился падишах.
— Как! Разве могут вершить суд такие низкородные люди?! Почему ты не выбираешь ростовщиков, торговцев?
Но Бирбал стоял на своём: пусть судят чамары.
Созвали во дворец чамаров — пять старшин из пяти деревень. Падишах растолковал им, в чём Бирбал провинился, и велел его судить. Бедняги не ждали такой великой чести, обрадовались несказанно.
Стали судьи совет держать.
— Ну, други, — говорит один чамар, — Бирбал нас всегда гнёт и мнёт, как его душе угодно, а нынче он к нам в руки попался. Надо его так проучить, чтобы вовек не забыл.
— Присудим ему заплатить семь двадцаток да ещё одну десятку (двадцатка — двадцать рупий, десятка — десять рупий) сверх того, — молвил другой чамар.
— Эка ты куда хватил! — с опаской сказал другой судья. — Да ведь его хозяйство прахом пойдёт, пустим человека по миру. На нашей совести будут слёзы его детей. По мне так хватит с него и пяти двадцаток.
— Вах! Вот так пожалел! — подивился третий судья. — Да разве ж это мало?! Где он возьмёт такую уйму денег? И три двадцатки — целая мошна. Коли нет вашего согласия, то накиньте ещё десятку. И такие-то деньжищи отдать поди глаза на лоб полезут.
— Не согласный я с вами. Поменьше присудить надо, — сказал четвёртый чамар.
Пятый судья поддакнул четвёртому. Спорили они, спорили и порешили: пусть Бирбал заплатит две двадцатки и сверх того ещё десятку.
Потом старший из судей почтительно сложил руки и промолвил:
— Защитник бедных! Мы долго думали, держали совет промеж себя и в один голос порешили это дело. Коли приказать соизволите, то я оглашу приговор.
Падишах приказал огласить приговор.
— Благодетель наш милостивый! Велика вина господина визиря, и кара поделом быть должна — тяжкая. Мы и присудили ему кару — вовек не забудет: две двадцатки и сверх того десятку. И срок уплаты — одна неделя. Нелегко будет Бирбалу справиться с таким бременем, потому да будет наш взор к нему милостив.
Падишах в душе хвалил Бирбала за ум и хитрость. Отпустил он чамаров и, усмехаясь, пошёл к Бирбалу. Взглянул на него и вдруг расхохотался. Гнева как не бывало. «Назначенную чамарами кару — пятьдесят рупий — бери не бери, всё одно», — рассудил падишах и простил Бирбала.
В глазах падишаха провинность визиря была очень велика, а такие-то деньги для обоих были мелочью. Другое дело — бедные чамары. Они на тысячи и считать-то не умели. Как чамар ни трудись, как ни ломай спину, а больше чем сорок-пятьдесят рупий за год не соберёт. По своим доходам они и счёт ведут. Об этом-то и подумал Бирбал, когда назначал чамаров своими судьями.