Это животное, которое своей неприхотливостью обеспечило людям возможность передвигаться по пустыням Азии и Северной Африки и сделало их проходимыми, играет в символике двоякую роль. Неудивительно, что верблюд воспринимался как олицетворение умеренности и трезвости и что св. Августин (354—430) провозгласил его символом христиан, смиренно несущих свои тяготы. Однако из-за своей производящей впечатление высокомерной физиономии его часто считали символом надменности и упрямства. В Средние века в связи с тем, что он мог перевозить грузы только удобные для носки, он стал символом разборчивости (лат. deskretio — несогласие), а те, кто не умел с ним обращаться, провозгласили его символом лености и медлительности. Как положительный момент была отмечена способность животного «послушно» опускаться на колени. На картинах, изображающих трех волхвов («трех священных королей»), он предстает в виде вьючного животного и часто олицетворяет Азию как часть света. Когда святые Козьма и Демьян захотели лечь в общую могилу, верблюд заговорил и поддержал это их желание. Однако иногда и дьявол воплощался в образ гигантского верблюда, чтобы тревожить св. Макария. Слова Христа о том, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому через врата рая, предположительно можно объяснить ошибкой перевода (по-арамейски «gamla» — означает также «канат»). Однако все же здесь, по-видимому, речь скорее идет о по-восточному парадоксальном преувеличении, чтобы картина невероятности события была бы более впечатляющей. В вавилонском Талмуде использован подобный же прием: речь идет о людях, которые совершают невозможное: «они заставляют слона пойти через игольное ушко».
В азиатской символике верблюд не играет большой роли. Он изображается вместе с арни (индийским водяным буйволом) и тигром и оплакивает умирающего Гаутаму Будду.