При-знание

Лао хотел узнать, как можно больше о мудром Шо и поведать об этом другим.
Незадолго до смерти того он спросил:
— Учитель, вся ваша жизнь достойна уважения, но что из совершённого вы считаете самым лучшим?
Шо молчал, глядя куда-то за Лао. Вероятно, в прошлое. Лао смиренно ждал, не без основания полагая, что таких поступков было много и выбрать из них непросто. Но время шло, а Учитель не отверзал уст. Чем дольше длилось молчание, тем ниже сгибался поражённый Лао: сколько же совершено достойного, из которого приходится выбирать!
Поэтому, когда, наконец, Шо перевёл взгляд на ученика и почитателя — тот лежал ниц у его ног. Удивился Шо или улыбнулся — можно лишь гадать, ибо Лао этого видеть не мог.
Шо кашлянул и произнёс:
— Пожалуй, есть такой поступок. По крайней мере, так мне кажется. Но, хотя он мне и представляется таковым, я в нём никому не признавался.
Лао был изумлён:
— Ни даже Гуну или Вэю — любимым ученикам?
— Им тоже.
— Но, Учитель, можно узнать почему?
— Потому что стоит лишь сказать о том, что гордишься хорошим поступком, и окажется — ты совершал его для похвальбы. Главное — не в словах.
Лао сидел с открытым ртом, пока Шо не сделал вывод:
— Поэтому не стоит говорить о своём поступке или радоваться, услышав о нём из чужих уст.
Тогда Лао обречённо спросил:
— Ваши слова означают, что вы умолчите о том случае?
— Ты прав, — только и ответил Шо.

Больше к этой теме они не возвращались. Но уже после смерти мудреца — чтобы посетить могилу своего Учителя — Лао навестил Гун, ставший к тому времени большим чиновником.
Услышав об ответе Шо, Гун поклонился. Он не сказал какой, по его мнению, это мог быть поступок. Но Лао не оставил надежды узнать, о чём же могла идти речь. Тем более что у него было предположение, которое он косвенно выводил из разных рассказов Шо. Поэтому, когда попрощаться с Учителем явился Вэй, Лао, угощая его, спросил:
— Учитель Шо говорил, что некогда был учеником Лю.
Вэй подтвердил это.
— И Лю выделял его.
Вэй снова безмолвно подтвердил это.
Пожалуй, трудно будет из него вытащить то, что мне хочется знать, подумал Лао, но продолжал:
— Насколько я понял, Учитель Шо, стремившийся к знанию в его полноте и разнообразии, оставил Лю, и переходил от учителя к учителю, пока сам не стал им.
Вэй согласился и с этим.
И тут Лао решился на вопрос, давно его занимавший:
— Но вы с Гуном — тоже ученики Лю?
— И Цы, — отвечал Вэй.
Так-так, похоже, я близок к цели, обрадовался Лао, внешне ничем этого не показывая.
— Но вы — ученики и Шо. Не скажешь ли, как так вышло?
— Пожалуйста. Учитель Шо вернулся к Учителю Лю, чтоб выразить тому свою благодарность и засвидетельствовать почтение. Так он сам говорил. Там и застал нас.
— И?
— Учитель Лю был уже стар. Он представил нам мудрого Шо, как лучшего ученика, предложив послушать его. Оказалось, учение Шо иное, и несколько недовольных учеников пришли к Учителю Лю за разъяснениями. Он ответил: «Те, из вас, кто не приемлют учение Шо, пусть сами попробуют учить других. Кого же оно больше устраивает — слушайте нового наставника».
— Интересно… Но при встрече у мудрых Лю и Шо должна была состояться беседа, разве не так?
— Разумеется. Но они говорили один на один.
Лао потёр лоб. Тайна не давалась. Что было дальше — он знал: Лю умер вскоре, и несогласные с Шо ученики разбрелись, кроме этих трёх. О чём же они могли беседовать?
Лю наверняка чувствовал приближение конца. Но пожертвовать своим учением — плодом усилий всей жизни!
И тут заговорил Вэй:
— Брат, по-моему, тебя волнует причина поступка Лю.
— Да… — растерянно ответил Лао. Но откуда?
— Я долго был с Учителем Лю, ещё до того, как появились Гун и Цы, и знаю, какой это непростой человек. Однажды он вдруг собрал нас и объявил: «Мои мысли иссякли, а новые перестали навещать. Я мог бы ещё долго дурачить вас перепевом чужой мудрости, хитрить, и вы бы не догадались. Но учитель, если он так поступает, не достоин этого звания. Поэтому — отпускаю вас искать себе другого. Прощайте! Да сопутствует вам удача в поисках!» Он повернулся и ушёл к себе. Все сначала стояли, замерев, потом загудели, как потревоженный улей. Ходили к нему, упрашивая, не знали, что делать. Но после… остался только я. Убедившись в этом, я решился пойти к Учителю. Он молча посмотрел на меня, и, казалось, чего-то ждал. И я решился на дерзость: «Уважаемый наставник! Вы сказали, что потратили на нас все свои мысли». Лю слушал с каменным лицом. «И, возможно, зря, раз ни у кого не возникло своих, и они согласились уйти — искать чужих — уже на стороне». Мне показалось, что взгляд Лю потеплел. И я уже уверенней закончил: «У меня немного собственных мыслей, но пока вас свои не посещают, я могу поделиться ими». Учитель улыбнулся и даже обнял меня. Позже он признался, что однажды уже прибегал к подобному испытанию учеников, и тогда тоже остался только один.
— И это был… — с волнением произнёс Лао.
— …Учитель Шо. Он, думаю, и вернулся-то, услышав, что мудрый Лю слаб и нуждается в помощи.
Лао был сильно взволнован. Однако тот ли поступок считал лучшим Шо? Или… тот, что не стал отвечать на вопрос Лао, выдержав, может быть, последнее испытание?
Вэй-то рассказал о своём. Но… рассказал потому, что не считал его чем-то особенным! «Главное — не в словах».
Все ученики Лю одинаково слушали его, но остались лишь те, кто научился должному. И Вэй прошёл в этом проверку Лю, как и Шо.
«Глупо было с моей стороны спрашивать Учителя», — подумал Лао, поняв это лишь сейчас.

Казалось, оставался другой вопрос: учение Лю. Но Лао не задал его Вэю, провожая, а только низко поклонился. Теперь ответ для него был очевиден.