Плачущий монах
Один монах, странствуя по градам и весям, стал привлекать внимание людей и Господа к несправедливым приговорам и расправам. Встречая подобное, монах падал на колени, истово молясь, дабы ужасное не свершилось, а если опоздал, то, видимо, чтобы заметили на небесах. При этом он плакал, как ребёнок, не стесняясь, и потом долго лежал в пыли или грязи без сил, не будучи в состоянии прийти в себя.
Казалось, на что тут обращать внимание? Мало ли юродивых и блаженных тогда бродило по дорогам? Никто и не обращал, ибо казнь — это событие и зрелище в скучной, короткой, тяжёлой жизни простолюдинов.
И не обратили бы, если б не пошла молва, что после молебна плакавшего монаха, тех, кто исполнил или вынес неправедный приговор постигали несчастья. Молва бежала впереди «Плачущего» или «Ока Божьего», как стали называть его.
Так как неприятности происходили и с сильными мира сего, имевшими отношение к несправедливостям, то Плачущего уже много где ждали, поскольку суда неправого и зла обычно в избытке. Утверждали, что ему удавалось бывать одновременно в нескольких местах! При этом монах не называл своего имени, возможно, из скромности. Данное обстоятельство сыграло свою роль, когда его стали опасаться даже власть предержащие. Да и как не опасаться такого?
Сначала попытались его задобрить. Однако прежде следовало его опознать — безымянного в грязном, драном монашеском одеянии. Сколько тогда встречалось таких?.. У врат городских ставили соглядатаев, следивших за пришлыми монахами, и коль появлялось подозрение, что среди них может быть Плачущий, казни приостанавливались, пытки тоже. Странников привечали и старались проводить с почётом. Но едва предполагаемое «Око Божье» скрывалось из виду, обычная жизнь в городе возобновлялась.
Таким отношением стали пользоваться другие монахи, парализуя любую властную деятельность.
Терпению власть предержащих стал подходить конец. Они принялись советоваться с иерархами своих церквей: как быть? И те, нередко зависящие от этих государей, отвечали:
— Господин, вы назначены самим Богом властвовать над своими людьми. А он не ошибается. И не противоречит себе. Ведь им сказано: «Царство, разделившееся в себе, не устоит». Значит…
— Что «значит»? — нетерпеливо спрашивали те.
— Значит, монах сей и не монах вовсе, а посланец Искусителя, если не сам Лукавый. Следовательно…
Объяснять, что следует из такого вывода, государям не требовалось.
И началась охота на Плачущего. Была объявлена награда за донос или поимку, и немало монахов схвачено. Всюду говорилось, что ловят врага рода человеческого в данном обличье, да и деньги для простых людей предлагались хорошие. А помощь Лукавому кому же захочется оказать? Поэтому схвачено, запытано и сожжено в разных местах было много служителей. Призналось, что были сбиты с пути Лукавым, тоже немало!
И Плачущий перестал появляться. Очевидно, что победа над «Оком Божьим»… то есть, над Искусителем справедливостью была одержана. Но долго ещё поражались люди: к каким ухищрениям прибегает враг человеческий, дабы войти в доверие и ввести в соблазн!
![]()
Казалось, на что тут обращать внимание? Мало ли юродивых и блаженных тогда бродило по дорогам? Никто и не обращал, ибо казнь — это событие и зрелище в скучной, короткой, тяжёлой жизни простолюдинов.
И не обратили бы, если б не пошла молва, что после молебна плакавшего монаха, тех, кто исполнил или вынес неправедный приговор постигали несчастья. Молва бежала впереди «Плачущего» или «Ока Божьего», как стали называть его.
Так как неприятности происходили и с сильными мира сего, имевшими отношение к несправедливостям, то Плачущего уже много где ждали, поскольку суда неправого и зла обычно в избытке. Утверждали, что ему удавалось бывать одновременно в нескольких местах! При этом монах не называл своего имени, возможно, из скромности. Данное обстоятельство сыграло свою роль, когда его стали опасаться даже власть предержащие. Да и как не опасаться такого?
Сначала попытались его задобрить. Однако прежде следовало его опознать — безымянного в грязном, драном монашеском одеянии. Сколько тогда встречалось таких?.. У врат городских ставили соглядатаев, следивших за пришлыми монахами, и коль появлялось подозрение, что среди них может быть Плачущий, казни приостанавливались, пытки тоже. Странников привечали и старались проводить с почётом. Но едва предполагаемое «Око Божье» скрывалось из виду, обычная жизнь в городе возобновлялась.
Таким отношением стали пользоваться другие монахи, парализуя любую властную деятельность.
Терпению власть предержащих стал подходить конец. Они принялись советоваться с иерархами своих церквей: как быть? И те, нередко зависящие от этих государей, отвечали:
— Господин, вы назначены самим Богом властвовать над своими людьми. А он не ошибается. И не противоречит себе. Ведь им сказано: «Царство, разделившееся в себе, не устоит». Значит…
— Что «значит»? — нетерпеливо спрашивали те.
— Значит, монах сей и не монах вовсе, а посланец Искусителя, если не сам Лукавый. Следовательно…
Объяснять, что следует из такого вывода, государям не требовалось.
И началась охота на Плачущего. Была объявлена награда за донос или поимку, и немало монахов схвачено. Всюду говорилось, что ловят врага рода человеческого в данном обличье, да и деньги для простых людей предлагались хорошие. А помощь Лукавому кому же захочется оказать? Поэтому схвачено, запытано и сожжено в разных местах было много служителей. Призналось, что были сбиты с пути Лукавым, тоже немало!
И Плачущий перестал появляться. Очевидно, что победа над «Оком Божьим»… то есть, над Искусителем справедливостью была одержана. Но долго ещё поражались люди: к каким ухищрениям прибегает враг человеческий, дабы войти в доверие и ввести в соблазн!
