Легко ли утешить ребёнка
Однажды падишах Акбар собрал большой совет. Все пришли, только одного Бирбала не было. Подождал немного падишах и послал за ним солдата. Бирбал сказал солдату:
— Сейчас приду.
Вернулся солдат во дворец и передал слова Бирбала. Полчаса прошло, а Бирбала всё нет. Послал падишах второго солдата поторопить главного советника. Бирбал и ему сказал, что скоро будет. Снова долго ждал Акбар и не дождался. В гневе приказал падишах третьему солдату отправиться к Бирбалу и хоть силой, но привести его на совет. Понял Бирбал, что Акбар рассердился, а когда падишах в гневе, с ним шутки плохи. Быстро надел он придворный наряд и поспешил во дворец. Войдя в дарбар, он поклонился падишаху и молча сел на своё место.
— Что у тебя там стряслось, Бирбал?! — сердито спросил падишах. — Трижды я посылал за тобой, а ты всё не шёл. Что это значит?
— Ничего особенного, владыка мира! Просто ребёнок плакал, а я никак не мог его успокоить, поэтому…
— Пустое болтаешь, — возмутился Акбар. — Любого ребёнка можно успокоить, если дать ему то, что он просит. Получит, что ему хочется, и сразу утихнет. А ты, сколько времени потратил! Нет, я тебе не верю…
— Хуже нет, когда дети капризничают, — ответил Бирбал. — Видно, вам, хузур, ещё не приходилось нянчиться с детьми, когда они заупрямятся.
— Ну, кто же тебе поверит, Бирбал? Будь я на твоём месте, мигом успокоил бы дитя, — стоял на своём падишах.
— Покровитель бедных! Говорят: «Падишах — отец, а подданные — его дети». Уговоримся, что я — дитя, а вы — мой отец и меня успокаиваете. Если успокоите, вы победили.
Бирбал подвернул платье, шлёпнулся на пол, скривил лицо и захныкал. Падишах сошёл с трона, подсел к нему, стал его гладить, ласкать, приговаривать:
— Ну, что же ты так плачешь, сынок?
«Сынок» увидел около себя падишаха и пуще прежнего заревел. Акбар прижал его к себе, погладил по голове и ласково спрашивает:
— Сынок, ну скажи мне, чего ты плачешь? Может, хочешь чего-то, скажи, я сделаю всё, что ты захочешь.
Но Бирбал ничего не слушал… Досада разобрала падишаха: никак он ребёнка не успокоит. Бирбал и сам порядком устал, даже плакать больше не мог. Передохнул он немного и сказал плаксиво:
— Хочу сахарного тростника-а-а! Дай мне сахарного тростника!..
Падишах тут же приказал принести охапку сахарного тростника и положить перед Бирбалом.
— Ну, вот тебе сахарный тростник. Ешь, сколько хочешь!
— Нет, нет, ты сам давай мне по стебельку, — канючил Бирбал.
Акбар выбрал самый хороший стебель и протянул Бирбалу. Но «дитя» опять закапризничало.
— Этот плохой, — захныкал «ребёнок», надув губы, и отшвырнул стебель.
Дал ему падишах другой стебель, а он и его бросил на пол. И так несколько раз. Наконец взял он всё-таки кусок стебля — и опять в слёзы.
— Сыночек, чего же ты теперь плачешь? Чего ещё хочешь?
«Дитя» помолчало, а потом заныло:
— Нет, нет… сам очисти его и дай мне-е-е…
Падишах очистил стебель и подал Бирбалу. Тот откусил кусочек, остальное бросил на пол и снова заплакал.
— Ну, что теперь? — спросил падишах.
— Хочу, чтобы ты разломал его на мелкие кусочки!
Падишах разломал, а Бирбал опять расплакался.
— Ну, а теперь, детка, о чём ты плачешь?
— Положи кусочки мне в карман.
Падишах и это сделал, а «ребёнок» подождал немного и снова захныкал. Плачет, а сам кусочки сахарного тростника из кармана вынимает и по полу разбрасывает.
— Дитя моё, я сделал всё, как ты хотел, чего же ты опять плачешь?
— Собери кусочки вместе, хочу, чтобы было, как раньше, — заныл «ребёнок».
— Как раньше — уже не получится, — терпеливо объяснил падишах.
— А как же я тогда утешусь и успокоюсь? — с улыбкой спросил Бирбал.
Падишах был очень доволен визиром.
— Ну, Бирбал, молодец ты, право же, молодец! Доказал свои слова на деле. Очень трудно утешить ребёнка.
Гнев падишаха рассеялся. Бирбал отряхнул одежду и, улыбаясь, сел на своё место.
Так прошёл этот день у падишаха и Бирбала — в ребячьих забавах.
![]()
— Сейчас приду.
Вернулся солдат во дворец и передал слова Бирбала. Полчаса прошло, а Бирбала всё нет. Послал падишах второго солдата поторопить главного советника. Бирбал и ему сказал, что скоро будет. Снова долго ждал Акбар и не дождался. В гневе приказал падишах третьему солдату отправиться к Бирбалу и хоть силой, но привести его на совет. Понял Бирбал, что Акбар рассердился, а когда падишах в гневе, с ним шутки плохи. Быстро надел он придворный наряд и поспешил во дворец. Войдя в дарбар, он поклонился падишаху и молча сел на своё место.
— Что у тебя там стряслось, Бирбал?! — сердито спросил падишах. — Трижды я посылал за тобой, а ты всё не шёл. Что это значит?
— Ничего особенного, владыка мира! Просто ребёнок плакал, а я никак не мог его успокоить, поэтому…
— Пустое болтаешь, — возмутился Акбар. — Любого ребёнка можно успокоить, если дать ему то, что он просит. Получит, что ему хочется, и сразу утихнет. А ты, сколько времени потратил! Нет, я тебе не верю…
— Хуже нет, когда дети капризничают, — ответил Бирбал. — Видно, вам, хузур, ещё не приходилось нянчиться с детьми, когда они заупрямятся.
— Ну, кто же тебе поверит, Бирбал? Будь я на твоём месте, мигом успокоил бы дитя, — стоял на своём падишах.
— Покровитель бедных! Говорят: «Падишах — отец, а подданные — его дети». Уговоримся, что я — дитя, а вы — мой отец и меня успокаиваете. Если успокоите, вы победили.
Бирбал подвернул платье, шлёпнулся на пол, скривил лицо и захныкал. Падишах сошёл с трона, подсел к нему, стал его гладить, ласкать, приговаривать:
— Ну, что же ты так плачешь, сынок?
«Сынок» увидел около себя падишаха и пуще прежнего заревел. Акбар прижал его к себе, погладил по голове и ласково спрашивает:
— Сынок, ну скажи мне, чего ты плачешь? Может, хочешь чего-то, скажи, я сделаю всё, что ты захочешь.
Но Бирбал ничего не слушал… Досада разобрала падишаха: никак он ребёнка не успокоит. Бирбал и сам порядком устал, даже плакать больше не мог. Передохнул он немного и сказал плаксиво:
— Хочу сахарного тростника-а-а! Дай мне сахарного тростника!..
Падишах тут же приказал принести охапку сахарного тростника и положить перед Бирбалом.
— Ну, вот тебе сахарный тростник. Ешь, сколько хочешь!
— Нет, нет, ты сам давай мне по стебельку, — канючил Бирбал.
Акбар выбрал самый хороший стебель и протянул Бирбалу. Но «дитя» опять закапризничало.
— Этот плохой, — захныкал «ребёнок», надув губы, и отшвырнул стебель.
Дал ему падишах другой стебель, а он и его бросил на пол. И так несколько раз. Наконец взял он всё-таки кусок стебля — и опять в слёзы.
— Сыночек, чего же ты теперь плачешь? Чего ещё хочешь?
«Дитя» помолчало, а потом заныло:
— Нет, нет… сам очисти его и дай мне-е-е…
Падишах очистил стебель и подал Бирбалу. Тот откусил кусочек, остальное бросил на пол и снова заплакал.
— Ну, что теперь? — спросил падишах.
— Хочу, чтобы ты разломал его на мелкие кусочки!
Падишах разломал, а Бирбал опять расплакался.
— Ну, а теперь, детка, о чём ты плачешь?
— Положи кусочки мне в карман.
Падишах и это сделал, а «ребёнок» подождал немного и снова захныкал. Плачет, а сам кусочки сахарного тростника из кармана вынимает и по полу разбрасывает.
— Дитя моё, я сделал всё, как ты хотел, чего же ты опять плачешь?
— Собери кусочки вместе, хочу, чтобы было, как раньше, — заныл «ребёнок».
— Как раньше — уже не получится, — терпеливо объяснил падишах.
— А как же я тогда утешусь и успокоюсь? — с улыбкой спросил Бирбал.
Падишах был очень доволен визиром.
— Ну, Бирбал, молодец ты, право же, молодец! Доказал свои слова на деле. Очень трудно утешить ребёнка.
Гнев падишаха рассеялся. Бирбал отряхнул одежду и, улыбаясь, сел на своё место.
Так прошёл этот день у падишаха и Бирбала — в ребячьих забавах.
