Мой Лик
Жил-был человек, и однажды он уверовал в Бога. Он заметил, что та доска, на которую он привык ставить горячую сковородку, на самом деле — икона. Он бережно взял её в руки, разглядел на ней любимый Лик… А что он сделает дальше?
Он может просто не заметить грязи. Ведь это всё-таки икона! Он тряпочкой сотрёт самые жирные пятна, повесит её на почётное место, созовёт людей: порадуйтесь со мной вместе, у меня икона нашлась! Видите, какой Он, мой Бог! Вот Его образ. Люди смотрят, уважают религиозное чувство своего товарища. Только не впечатляет их икона. Старая, замызганная, Лика-то не разглядишь. И вообще там невесть что невесть кем пририсовано. И они бочком-бочком — и на кухню, к привычным сковородкам. Не нужен им такой лик. Человек за ними бежит, иконой своей размахивает: нет, вы посмотрите, какое чудо, какие краски! Кривятся люди: нет, не надо нам такого бога. Лучше подставку для сковородки.
А может он начать борьбу за чистоту. Его возмутит глубоко въевшаяся грязь, мерзкие надписи. Они глубоко проникли в красочный слой, так просто уже не ототрёшь! Человек берёт топор, рубанок: хрясь-хрясь, шварк-шварк, только щепки летят! Вот и богохульные надписи стёсаны, вот и жирные пятна превратились в стружку. Лежит перед ним свежеотёсанная доска, на которой ещё проглядывает былой Лик. В рекордно короткие сроки произвёл зачистку! И давай, с топором и рубанком по соседям: иконы от грязи очищаю! Давайте, несите всё сюда, у меня топор самый острый! Как, не хотите? Значит, будете терпеть эту грязь? Нравится она вам, да? Вот я вас самих топором!
А может человек начать икону реставрировать. Всё-таки икона, произведение тонкое. Поищет лучших красок, кистей. Может так всю жизнь пробегать в поисках достаточно качественных материалов. А может обойтись и подручными, какие найдёт. Возьмёт он в руки скальпель, папиросную бумагу, кисточку колонковую… Но не всякий человек умеет рисовать, а реставрировать — не всякий рисовальщик сможет. Будет он трудиться над своей иконой долгие годы, заново переписывать, стирать, поновлять, ретушировать. И будет у него икона походить то на врубелевского демона, то на Чебурашку. Зато индивидуальное творчество.
А может человек отдать икону специалистам — пусть поправят, что смогут. Они на то и поставлены. И вот берёт один эксперт икону в руки: «Чудный семнадцатый век! Так, здесь подправим, тут подкрасим, немного подкоптим, чтобы смотрелась, как старинная». Берётся он за работу, красит прямо поверх старого изображения, и рисует уже что-то своё, не очень-то похожее на Лик: он же лучший в мире эксперт по семнадцатому веку! Ну, не в мире, так в епархии уж точно. Человек пугается, выхватывает у него икону, бежит к другому специалисту: «Какой семнадцатый, четырнадцатый! Он же всё испортил! Ну ничего, мы сейчас подправим». И ложится ещё один слой краски, и опять не так. И ещё один эксперт, и ещё один слой, и ещё, и ещё. Не находит покоя человек. А эксперты спорят над иконой, каждый свои датировки отстаивает, свои методы. А чего от них ещё ожидать? Они же сами о себе говорят: «Мы — только подмастерья, Мастер — это другой».
А может человек подойти к делу рассудительно, спокойно. Реставрировать не получается, портить не хочу, так оставлять тоже нельзя. А куплю-ка я в церковной лавке бумажную иконку! Тираж сто тысяч экземпляров, лица стерты, краски тусклы, изображение, говорят, неканоническое, но в надёжном месте куплено, и по цене недорого. Вот её и наклеим поверх. А что, я один так, что ли? Вон, не хуже, чем у соседей, получилось. Ничего, что заёмные мысли, чужие чувства, зато цензурой дозволено, никаких тебе неприятных неожиданностей. А что там внутри — да кто увидит?
А может человек взять свою икону и отдать её в музей. Там разберутся, что с ней делать. И повесят, куда положено. Небось, и денег дадут. А то зачем она мне, такая? Главное, хлопот никаких, за меня все сделают.
А может…
Но что будет лучше всего? Пойти с иконой к Мастеру. Нечем будет заплатить, но можно ведь наняться к Нему в ученики. Да что там плата, Он займётся этой иконой уже потому, что она для него — великая ценность. Он разглядит в ней изначальный свет. Ведь, говорят, это Его собственное творение. Только не надо уходить из Его мастерской, иначе Он решит, что тебе самому эта икона не нужна. Встань с Ним рядом. Попробуй разглядеть изначальную красоту. Он подскажет тебе, где неслучайные черты, а что нужно будет стереть. А потом войди в Его труд. Растирай для Него краски, мой кисти. Нет, не потому, что Он без тебя не справится, но если Он даст тебе вложить крохотную частичку и твоего собственного труда, тебе эта икона будет дорога, как ничто другое на свете. А Он позволит, Он любит работать в компании. Познакомься и с подмастерьями, они тебе многое подскажут, напомнят, они тебя ободрят. У них ведь тоже есть своё место в этой мастерской, Мастер Сам поставил их опекать новичков. И однажды настанет день, когда Он доверит тебе провести маленький штришок, и это будет счастье. А если поначалу выйдет криво, это ничего, Он поправит.
Когда ты встретишь потом других людей с иконами, ты скажешь: «Пойдём со мной, я знаю Мастера. Он вернёт твоему Лику былую красоту. Я знаю по опыту, ведь над моим Он уже начал работать».
![]()
Он может просто не заметить грязи. Ведь это всё-таки икона! Он тряпочкой сотрёт самые жирные пятна, повесит её на почётное место, созовёт людей: порадуйтесь со мной вместе, у меня икона нашлась! Видите, какой Он, мой Бог! Вот Его образ. Люди смотрят, уважают религиозное чувство своего товарища. Только не впечатляет их икона. Старая, замызганная, Лика-то не разглядишь. И вообще там невесть что невесть кем пририсовано. И они бочком-бочком — и на кухню, к привычным сковородкам. Не нужен им такой лик. Человек за ними бежит, иконой своей размахивает: нет, вы посмотрите, какое чудо, какие краски! Кривятся люди: нет, не надо нам такого бога. Лучше подставку для сковородки.
А может он начать борьбу за чистоту. Его возмутит глубоко въевшаяся грязь, мерзкие надписи. Они глубоко проникли в красочный слой, так просто уже не ототрёшь! Человек берёт топор, рубанок: хрясь-хрясь, шварк-шварк, только щепки летят! Вот и богохульные надписи стёсаны, вот и жирные пятна превратились в стружку. Лежит перед ним свежеотёсанная доска, на которой ещё проглядывает былой Лик. В рекордно короткие сроки произвёл зачистку! И давай, с топором и рубанком по соседям: иконы от грязи очищаю! Давайте, несите всё сюда, у меня топор самый острый! Как, не хотите? Значит, будете терпеть эту грязь? Нравится она вам, да? Вот я вас самих топором!
А может человек начать икону реставрировать. Всё-таки икона, произведение тонкое. Поищет лучших красок, кистей. Может так всю жизнь пробегать в поисках достаточно качественных материалов. А может обойтись и подручными, какие найдёт. Возьмёт он в руки скальпель, папиросную бумагу, кисточку колонковую… Но не всякий человек умеет рисовать, а реставрировать — не всякий рисовальщик сможет. Будет он трудиться над своей иконой долгие годы, заново переписывать, стирать, поновлять, ретушировать. И будет у него икона походить то на врубелевского демона, то на Чебурашку. Зато индивидуальное творчество.
А может человек отдать икону специалистам — пусть поправят, что смогут. Они на то и поставлены. И вот берёт один эксперт икону в руки: «Чудный семнадцатый век! Так, здесь подправим, тут подкрасим, немного подкоптим, чтобы смотрелась, как старинная». Берётся он за работу, красит прямо поверх старого изображения, и рисует уже что-то своё, не очень-то похожее на Лик: он же лучший в мире эксперт по семнадцатому веку! Ну, не в мире, так в епархии уж точно. Человек пугается, выхватывает у него икону, бежит к другому специалисту: «Какой семнадцатый, четырнадцатый! Он же всё испортил! Ну ничего, мы сейчас подправим». И ложится ещё один слой краски, и опять не так. И ещё один эксперт, и ещё один слой, и ещё, и ещё. Не находит покоя человек. А эксперты спорят над иконой, каждый свои датировки отстаивает, свои методы. А чего от них ещё ожидать? Они же сами о себе говорят: «Мы — только подмастерья, Мастер — это другой».
А может человек подойти к делу рассудительно, спокойно. Реставрировать не получается, портить не хочу, так оставлять тоже нельзя. А куплю-ка я в церковной лавке бумажную иконку! Тираж сто тысяч экземпляров, лица стерты, краски тусклы, изображение, говорят, неканоническое, но в надёжном месте куплено, и по цене недорого. Вот её и наклеим поверх. А что, я один так, что ли? Вон, не хуже, чем у соседей, получилось. Ничего, что заёмные мысли, чужие чувства, зато цензурой дозволено, никаких тебе неприятных неожиданностей. А что там внутри — да кто увидит?
А может человек взять свою икону и отдать её в музей. Там разберутся, что с ней делать. И повесят, куда положено. Небось, и денег дадут. А то зачем она мне, такая? Главное, хлопот никаких, за меня все сделают.
А может…
Но что будет лучше всего? Пойти с иконой к Мастеру. Нечем будет заплатить, но можно ведь наняться к Нему в ученики. Да что там плата, Он займётся этой иконой уже потому, что она для него — великая ценность. Он разглядит в ней изначальный свет. Ведь, говорят, это Его собственное творение. Только не надо уходить из Его мастерской, иначе Он решит, что тебе самому эта икона не нужна. Встань с Ним рядом. Попробуй разглядеть изначальную красоту. Он подскажет тебе, где неслучайные черты, а что нужно будет стереть. А потом войди в Его труд. Растирай для Него краски, мой кисти. Нет, не потому, что Он без тебя не справится, но если Он даст тебе вложить крохотную частичку и твоего собственного труда, тебе эта икона будет дорога, как ничто другое на свете. А Он позволит, Он любит работать в компании. Познакомься и с подмастерьями, они тебе многое подскажут, напомнят, они тебя ободрят. У них ведь тоже есть своё место в этой мастерской, Мастер Сам поставил их опекать новичков. И однажды настанет день, когда Он доверит тебе провести маленький штришок, и это будет счастье. А если поначалу выйдет криво, это ничего, Он поправит.
Когда ты встретишь потом других людей с иконами, ты скажешь: «Пойдём со мной, я знаю Мастера. Он вернёт твоему Лику былую красоту. Я знаю по опыту, ведь над моим Он уже начал работать».
