Вместилище души
Среди многочисленных, передаваемых из поколения в поколение уже две тысячи лет упражнений, которые обязаны выполнять тибетские юноши, будущие монахи из Школы буддийской диалектики в Дхарамсале, есть одно, цель которого — выяснить, где же находится то, чему люди придают столько значения, — «я».
— Оно в имени? — спрашивает старый лама у своих учеников, сидящих на полу за рядами столиков.
Нет, не в имени, потому что имя может измениться, а я при этом не изменюсь. Однако, как много людей отождествляет себя со своим именем, а ещё больше — со званиями. Но ясно, что «я» человека в его имени скрываться не может.
— Оно в теле? — спрашивает тогда старый монах.
Конечно, у меня много общего с моим телом, можно сказать даже, что без моего тела меня нет.
— Но где именно в теле нахожусь я? — настаивает лама и, забавляясь, начинает перечислять части тела, на которые указывают, говоря «я», представители разных народов.
Китайцы говорят «я» и касаются указательным пальцем кончика носа. Но может ли «я» скрываться в носу? Может ли оно находиться в сердце, к которому обычно прикладывают руку американцы? Или, может, оно в голове — ведь там подразумевается вместилище интеллекта, главного из достоинств, по мнению многих.
Ученики слушают, некоторые вступают в разговор. Обсуждение понемногу продвигается вперёд. Затем старый лама вынимает розу и держит перед собой, чтобы все смогли сосредоточить на ней своё внимание.
— Это цветок, согласны? — и с этими словами он отрывает у розы лепесток. — А это? Это цветок? Нет! Это лепесток… А это? — риторически спрашивает он, снова показывая ученикам розу. — Это цветок.
Отрывает ещё один лепесток, ещё один, ещё и всё время спрашивает:
— Что это?
И наконец, на столике — кучка лепестков, а в руке монаха — голый стебель. Старый лама показывает его ученикам и спрашивает:
— А это цветок? Нет. Это уже не цветок… То же самое можно сказать и о руке человека, — говорит он, поднимая вверх левую руку. — Если бы я принялся отсекать себе пальцы один за другим, ни один из пальцев не был бы сам по себе моей рукой, но и рука бы перестала быть рукой. И что же? В точности то же самое происходит со всем нашим телом. Не состоит ли каждый из многих частей, каждая из которых в отдельности не есть он?
![]()
— Оно в имени? — спрашивает старый лама у своих учеников, сидящих на полу за рядами столиков.
Нет, не в имени, потому что имя может измениться, а я при этом не изменюсь. Однако, как много людей отождествляет себя со своим именем, а ещё больше — со званиями. Но ясно, что «я» человека в его имени скрываться не может.
— Оно в теле? — спрашивает тогда старый монах.
Конечно, у меня много общего с моим телом, можно сказать даже, что без моего тела меня нет.
— Но где именно в теле нахожусь я? — настаивает лама и, забавляясь, начинает перечислять части тела, на которые указывают, говоря «я», представители разных народов.
Китайцы говорят «я» и касаются указательным пальцем кончика носа. Но может ли «я» скрываться в носу? Может ли оно находиться в сердце, к которому обычно прикладывают руку американцы? Или, может, оно в голове — ведь там подразумевается вместилище интеллекта, главного из достоинств, по мнению многих.
Ученики слушают, некоторые вступают в разговор. Обсуждение понемногу продвигается вперёд. Затем старый лама вынимает розу и держит перед собой, чтобы все смогли сосредоточить на ней своё внимание.
— Это цветок, согласны? — и с этими словами он отрывает у розы лепесток. — А это? Это цветок? Нет! Это лепесток… А это? — риторически спрашивает он, снова показывая ученикам розу. — Это цветок.
Отрывает ещё один лепесток, ещё один, ещё и всё время спрашивает:
— Что это?
И наконец, на столике — кучка лепестков, а в руке монаха — голый стебель. Старый лама показывает его ученикам и спрашивает:
— А это цветок? Нет. Это уже не цветок… То же самое можно сказать и о руке человека, — говорит он, поднимая вверх левую руку. — Если бы я принялся отсекать себе пальцы один за другим, ни один из пальцев не был бы сам по себе моей рукой, но и рука бы перестала быть рукой. И что же? В точности то же самое происходит со всем нашим телом. Не состоит ли каждый из многих частей, каждая из которых в отдельности не есть он?
