Не проходите мимо!
Толпы праздного народа
шли, от холода дрожа.
Два качка у перехода
били старого бомжа.
Били с чувством, с расстановкой,
никуда не торопясь.
Кровь и снег за остановкой
перемешивались в грязь.
Руки помощи просили,
умолял беззубый рот.
Люди мимо проходили
и ныряли в переход.
Постовой на перекрёстке
взгляд отвёл на «Жигули».
Сделав дело, переростки
повернулись и ушли…
Изменилась обстановка:
выливаясь в гнев людской,
загудела остановка,
обернулся постовой…
По лицу бежала юшка,
в кровь разбита голова.
Сердобольная старушка
слёзно шамкала слова:
— Подымите человека,
чай, живой пока ишо!
Стали все белее снега,
ни один не подошёл!
Слабо дрогнули ресницы:
— Успокойся, не блажи…
Помираю я… сестрица…
Ты мне руки-то… сложи…
Окровавленные пальцы
мяли кофту на груди:
— Оборвали шнур… поганцы…
Крестик… где-то здесь… найди…
Толпа праздного народа
шли, от холода дрожа,
по ступенькам перехода
мимо мёртвого бомжа.
Под холодными руками —
медь нательного креста,
где истерзан каблуками
лик распятого Христа.
шли, от холода дрожа.
Два качка у перехода
били старого бомжа.
Били с чувством, с расстановкой,
никуда не торопясь.
Кровь и снег за остановкой
перемешивались в грязь.
Руки помощи просили,
умолял беззубый рот.
Люди мимо проходили
и ныряли в переход.
Постовой на перекрёстке
взгляд отвёл на «Жигули».
Сделав дело, переростки
повернулись и ушли…
Изменилась обстановка:
выливаясь в гнев людской,
загудела остановка,
обернулся постовой…
По лицу бежала юшка,
в кровь разбита голова.
Сердобольная старушка
слёзно шамкала слова:
— Подымите человека,
чай, живой пока ишо!
Стали все белее снега,
ни один не подошёл!
Слабо дрогнули ресницы:
— Успокойся, не блажи…
Помираю я… сестрица…
Ты мне руки-то… сложи…
Окровавленные пальцы
мяли кофту на груди:
— Оборвали шнур… поганцы…
Крестик… где-то здесь… найди…
Толпа праздного народа
шли, от холода дрожа,
по ступенькам перехода
мимо мёртвого бомжа.
Под холодными руками —
медь нательного креста,
где истерзан каблуками
лик распятого Христа.