Ильяс
Жил в Уфимской губернии башкирец Ильяс. Остался Ильяс от отца небогатым. Отец только женил его год и сам помер. Было в то время именья у Ильяса 7 кобыл, 2 коровы и 2 десятка овец. Но Ильяс был хозяин и стал приобретать: с утра до вечера трудился с женою, раньше всех вставал и позже всех ложился и с каждым годом всё богател. Прожил так в трудах Ильяс 35 лет и нажил большое именье.
Стало у Ильяса 200 голов лошадей, 150 голов рогатого скота и 1200 овец. Работники пасли табуны и стада Ильясовы, и работницы доили кобылиц и коров и делали кумыс, масло и сыр. Всего было много у Ильяса; и в округе все завидовали Ильясовой жизни. Люди говорили: «Счастливый человек Ильяс: всего у него много, ему и умирать не нужно». Стали Ильяса знать хорошие люди и с ним знакомство водить. И приезжали к нему гости издалека. И всех принимал и всех кормил и поил Ильяс. Кто бы ни пришёл, всем был кумыс, всем был чай, и шерба, и баранина. Приедут гости, сейчас бьют барана или двух, а много наедет гостей, бьют и кобылу.
Детей у Ильяса было два сына и дочь. Женил Ильяс сыновей и выдал дочь замуж. Когда беден был Ильяс, сыновья работали с ним и сами стерегли табуны и овец, а как стали богаты, начали сыновья баловаться, а один стал пить. Одного, старшего, в драке убили, а у другого, меньшого, попала сноха гордая, и стал этот сын отца не слушаться, и пришлось Ильясу отделить его.
Отделил его Ильяс, дал ему дом и скотины, и убавилось богатство Ильясово. И скоро после этого напала болезнь на овец Ильясовых, и попадало много. Потом вышел голодный год — сено не родилось: поколело много скота в зиму. Потом косяк лучший киргизцы отбили, и стало Ильясово именье убывать. Стал Ильяс падать ниже и ниже. А сил стало меньше. И дошёл к 70 годам Ильяс до того, что стал распродавать шубы, ковры, сёдла, кибитки, потом и скотину стал продавать последнюю, и сошёл Ильяс на нет. И сам не видал, как ничего не осталось, и пришлось на старости лет идти с женою жить в люди. Только и осталось у Ильяса именья, что платье на теле, шуба, шапка и ичиги с башмаками, да жена, Шам-Шемаги, тоже старуха. Сын отделённый ушёл в далёкую землю, а дочь померла. И помочь старикам было некому.
Пожалел стариков их сосед Мухамедшах. Сам Мухамедшах был ни беден, ни богат, а жил ровно и человек был хороший. Вспомнил он хлеб — соль Ильясову, пожалел его и сказал Ильясу:
— Приходи, — говорит, — ко мне, Ильяс, жить и со старухой. Лето по силе своей мне работай на бахчах, а зимой скотину корми, а Шам-Шемаги пусть кобыл доит и кумыс делает. Кормить, одевать буду вас обоих, и, чего вам нужно, вы скажите, я дам.
Поблагодарил Ильяс соседа и стал жить с женою в работниках у Мухамедшаха. Сначала тяжело показалось, а после приобвыкли, и стали старики жить и по силе работать.
Хозяину выгодно было таких людей держать, потому что старики сами хозяева были, и все порядки знали и не ленились, по силе работали; только жалко бывало Мухамедшаху смотреть, как такие высокие люди на такую низкую ступень пали.
И случилось раз, приехали к Мухамедшаху сваты, далёкие гости; пришёл и мулла. Велел Мухамедшах поймать барана и убить. Ильяс освежевал барана и сварил и послал гостям. Поели гости баранины, напились чаю и взялись за кумыс. Сидят гости с хозяином на пуховых подушках, на коврах, пьют из чашек кумыс и беседуют, а Ильяс убрался с делами и прошёл мимо двери. Увидал его Мухамедшах и говорит гостю:
— Видишь ты, этот старик прошёл мимо двери?
— Видел, — говорит гость, — а что же в нём удивительного?
— А то в нём удивительного, что это наш первый богач был — Ильясом звать, может, ты слышал?
— Как не слыхать, — говорит гость, — видать не видал, а слава его далеко была.
— Так вот теперь ничего у него не осталось, и живёт он у меня в работниках, и старуха его с ним же, кобыл доит.
Подивился гость, пощёлкал языком, помотал головой и говорит:
— Да, видно, так счастье перелетает, как колесо; кого вверх поднимает, кого вниз опускает. Что же, — говорит гость, — тоскует, чай, старик?
— Кто его знает, живёт тихо, смирно, работает хорошо.
Гость и говорит:
— А можно поговорить с ним? Расспросить бы его про его жизнь.
— Что ж, можно! — говорит хозяин и кликнул за кибитку: — Бабай (значит дедушка по-башкирски), заходи, выпей кумысу и старуху зови.
И вошёл Ильяс с женою. Поздоровался Ильяс с гостями и хозяином, прочёл молитву и присел на коленочки у двери; а жена прошла за занавеску и села с хозяйкой.
Подали Ильясу чашку с кумысом. Поздоровался Ильяс с гостями и хозяином, поклонился, отпил немного и поставил.
— А что, дедушка, — говорит ему гость, — скучно, я чай, тебе, глядя на нас, своё прежнее житьё вспоминать, — как ты в счастье был и как ты теперь в горе живёшь?
И усмехнулся Ильяс и сказал:
— Сказать мне тебе про счастье и несчастье, так ты не поверишь; спроси лучше бабу мою; она баба — что на сердце, то и на языке; она тебе всю правду об этом деле скажет.
И сказал гость за занавеску:
— Ну что ж, бабушка, скажи, как ты судишь про прежнее счастье и про теперешнее горе?
И сказала Шам-Шемаги из-за занавески:
— А вот как сужу: жили мы со стариком пятьдесят лет — счастья искали и не нашли, а только вот теперь второй год, как у нас ничего не осталось и мы в работниках живём, мы настоящее счастье нашли и другого нам никакого не надо.
Удивился гость, и удивился хозяин, привстал даже, откинул занавеску, чтобы видеть старуху. А старуха стоит, сложив руки, усмехается, на старика своего смотрит, и старик усмехается. Старуха ещё раз сказала:
— Правду я говорю, не шучу: полвека счастья искали и, пока богаты были, всё не находили; теперь ничего не осталось, в люди пошли жить, — такое счастье нашли, что лучше не надо.
— Да в чём же ваше счастье теперь?
— А вот в чём: были мы богаты, не было у нас со стариком часу покоя; ни поговорить, ни об душе подумать, ни богу помолиться. Сколько у нас заботы было! То гости к нам, — забота, кого чем угостить, чем подарить, чтобы не обессудили нас. То гости съедут, за работниками смотрим — они норовят отдохнуть да послаще съесть, а мы глядим, чтобы наше не пропадало, — грешим. То забота, как бы волк не зарезал жеребёнка или телёнка, как бы воры косяка не угнали. Спать ляжешь, не спится — как бы ягнят не передавили овцы. Пойдёшь, ходишь ночью; только успокоишься, — опять забота, как корму на зиму запасти. Да мало того, и согласья у нас со стариком не было. Он говорит, так надо сделать, а я говорю этак, и начнём грешить и браниться. Так жили мы из заботы в заботу, из греха в грех и не видали счастливой жизни.
— Ну, а теперь?
— Теперь встанем мы с стариком, поговорим всегда по любви, в согласье, спорить нам не о чем, заботиться нам не о чем, — только нам и заботы, что хозяину служить. Работаем по силам, работаем с охотой, так, чтоб хозяину не убыток, а барыш был. Придём — обед есть, ужин есть, кумыс есть. Холодно — кизяк есть погреться и шуба есть. И есть, когда поговорить, и об душе подумать, и богу помолиться. Пятьдесят лет счастья искали, теперь только нашли.
Засмеялись гости. А Ильяс сказал:
— Не смейтесь, братцы, не шутка это дело, а жизнь человеческая. И мы глупы были со старухой и плакали прежде, что богатство потеряли, а теперь бог открыл нам правду, и мы не для своей утехи, а для вашего добра вам её открываем.
И мулла сказал:
— Это умная речь, и всё точную правду сказал Ильяс, это и в Писании написано.
И перестали смеяться гости и задумались.
![]()
Стало у Ильяса 200 голов лошадей, 150 голов рогатого скота и 1200 овец. Работники пасли табуны и стада Ильясовы, и работницы доили кобылиц и коров и делали кумыс, масло и сыр. Всего было много у Ильяса; и в округе все завидовали Ильясовой жизни. Люди говорили: «Счастливый человек Ильяс: всего у него много, ему и умирать не нужно». Стали Ильяса знать хорошие люди и с ним знакомство водить. И приезжали к нему гости издалека. И всех принимал и всех кормил и поил Ильяс. Кто бы ни пришёл, всем был кумыс, всем был чай, и шерба, и баранина. Приедут гости, сейчас бьют барана или двух, а много наедет гостей, бьют и кобылу.
Детей у Ильяса было два сына и дочь. Женил Ильяс сыновей и выдал дочь замуж. Когда беден был Ильяс, сыновья работали с ним и сами стерегли табуны и овец, а как стали богаты, начали сыновья баловаться, а один стал пить. Одного, старшего, в драке убили, а у другого, меньшого, попала сноха гордая, и стал этот сын отца не слушаться, и пришлось Ильясу отделить его.
Отделил его Ильяс, дал ему дом и скотины, и убавилось богатство Ильясово. И скоро после этого напала болезнь на овец Ильясовых, и попадало много. Потом вышел голодный год — сено не родилось: поколело много скота в зиму. Потом косяк лучший киргизцы отбили, и стало Ильясово именье убывать. Стал Ильяс падать ниже и ниже. А сил стало меньше. И дошёл к 70 годам Ильяс до того, что стал распродавать шубы, ковры, сёдла, кибитки, потом и скотину стал продавать последнюю, и сошёл Ильяс на нет. И сам не видал, как ничего не осталось, и пришлось на старости лет идти с женою жить в люди. Только и осталось у Ильяса именья, что платье на теле, шуба, шапка и ичиги с башмаками, да жена, Шам-Шемаги, тоже старуха. Сын отделённый ушёл в далёкую землю, а дочь померла. И помочь старикам было некому.
Пожалел стариков их сосед Мухамедшах. Сам Мухамедшах был ни беден, ни богат, а жил ровно и человек был хороший. Вспомнил он хлеб — соль Ильясову, пожалел его и сказал Ильясу:
— Приходи, — говорит, — ко мне, Ильяс, жить и со старухой. Лето по силе своей мне работай на бахчах, а зимой скотину корми, а Шам-Шемаги пусть кобыл доит и кумыс делает. Кормить, одевать буду вас обоих, и, чего вам нужно, вы скажите, я дам.
Поблагодарил Ильяс соседа и стал жить с женою в работниках у Мухамедшаха. Сначала тяжело показалось, а после приобвыкли, и стали старики жить и по силе работать.
Хозяину выгодно было таких людей держать, потому что старики сами хозяева были, и все порядки знали и не ленились, по силе работали; только жалко бывало Мухамедшаху смотреть, как такие высокие люди на такую низкую ступень пали.
И случилось раз, приехали к Мухамедшаху сваты, далёкие гости; пришёл и мулла. Велел Мухамедшах поймать барана и убить. Ильяс освежевал барана и сварил и послал гостям. Поели гости баранины, напились чаю и взялись за кумыс. Сидят гости с хозяином на пуховых подушках, на коврах, пьют из чашек кумыс и беседуют, а Ильяс убрался с делами и прошёл мимо двери. Увидал его Мухамедшах и говорит гостю:
— Видишь ты, этот старик прошёл мимо двери?
— Видел, — говорит гость, — а что же в нём удивительного?
— А то в нём удивительного, что это наш первый богач был — Ильясом звать, может, ты слышал?
— Как не слыхать, — говорит гость, — видать не видал, а слава его далеко была.
— Так вот теперь ничего у него не осталось, и живёт он у меня в работниках, и старуха его с ним же, кобыл доит.
Подивился гость, пощёлкал языком, помотал головой и говорит:
— Да, видно, так счастье перелетает, как колесо; кого вверх поднимает, кого вниз опускает. Что же, — говорит гость, — тоскует, чай, старик?
— Кто его знает, живёт тихо, смирно, работает хорошо.
Гость и говорит:
— А можно поговорить с ним? Расспросить бы его про его жизнь.
— Что ж, можно! — говорит хозяин и кликнул за кибитку: — Бабай (значит дедушка по-башкирски), заходи, выпей кумысу и старуху зови.
И вошёл Ильяс с женою. Поздоровался Ильяс с гостями и хозяином, прочёл молитву и присел на коленочки у двери; а жена прошла за занавеску и села с хозяйкой.
Подали Ильясу чашку с кумысом. Поздоровался Ильяс с гостями и хозяином, поклонился, отпил немного и поставил.
— А что, дедушка, — говорит ему гость, — скучно, я чай, тебе, глядя на нас, своё прежнее житьё вспоминать, — как ты в счастье был и как ты теперь в горе живёшь?
И усмехнулся Ильяс и сказал:
— Сказать мне тебе про счастье и несчастье, так ты не поверишь; спроси лучше бабу мою; она баба — что на сердце, то и на языке; она тебе всю правду об этом деле скажет.
И сказал гость за занавеску:
— Ну что ж, бабушка, скажи, как ты судишь про прежнее счастье и про теперешнее горе?
И сказала Шам-Шемаги из-за занавески:
— А вот как сужу: жили мы со стариком пятьдесят лет — счастья искали и не нашли, а только вот теперь второй год, как у нас ничего не осталось и мы в работниках живём, мы настоящее счастье нашли и другого нам никакого не надо.
Удивился гость, и удивился хозяин, привстал даже, откинул занавеску, чтобы видеть старуху. А старуха стоит, сложив руки, усмехается, на старика своего смотрит, и старик усмехается. Старуха ещё раз сказала:
— Правду я говорю, не шучу: полвека счастья искали и, пока богаты были, всё не находили; теперь ничего не осталось, в люди пошли жить, — такое счастье нашли, что лучше не надо.
— Да в чём же ваше счастье теперь?
— А вот в чём: были мы богаты, не было у нас со стариком часу покоя; ни поговорить, ни об душе подумать, ни богу помолиться. Сколько у нас заботы было! То гости к нам, — забота, кого чем угостить, чем подарить, чтобы не обессудили нас. То гости съедут, за работниками смотрим — они норовят отдохнуть да послаще съесть, а мы глядим, чтобы наше не пропадало, — грешим. То забота, как бы волк не зарезал жеребёнка или телёнка, как бы воры косяка не угнали. Спать ляжешь, не спится — как бы ягнят не передавили овцы. Пойдёшь, ходишь ночью; только успокоишься, — опять забота, как корму на зиму запасти. Да мало того, и согласья у нас со стариком не было. Он говорит, так надо сделать, а я говорю этак, и начнём грешить и браниться. Так жили мы из заботы в заботу, из греха в грех и не видали счастливой жизни.
— Ну, а теперь?
— Теперь встанем мы с стариком, поговорим всегда по любви, в согласье, спорить нам не о чем, заботиться нам не о чем, — только нам и заботы, что хозяину служить. Работаем по силам, работаем с охотой, так, чтоб хозяину не убыток, а барыш был. Придём — обед есть, ужин есть, кумыс есть. Холодно — кизяк есть погреться и шуба есть. И есть, когда поговорить, и об душе подумать, и богу помолиться. Пятьдесят лет счастья искали, теперь только нашли.
Засмеялись гости. А Ильяс сказал:
— Не смейтесь, братцы, не шутка это дело, а жизнь человеческая. И мы глупы были со старухой и плакали прежде, что богатство потеряли, а теперь бог открыл нам правду, и мы не для своей утехи, а для вашего добра вам её открываем.
И мулла сказал:
— Это умная речь, и всё точную правду сказал Ильяс, это и в Писании написано.
И перестали смеяться гости и задумались.
