Писатель и критик
Писатель сидел у себя в комнате за рабочим столом. Вдруг входит к нему критик.
— Как?! — воскликнул он, — Вы всё ещё продолжаете строчить, сочинять, после всего, что я написал против вас? После всех тех больших статей, фельетонов, заметок, корреспонденций, в которых я доказал как дважды два четыре, что у вас нет — да и не было никогда — никакого таланта, что вы позабыли даже родной язык, что вы всегда отличались невежеством, а теперь совсем выдохлись, устарели, превратились в тряпку?
Сочинитель спокойно обратился к критику.
— Вы написали против меня множество статей и фельетонов, — отвечал он, — это несомненно. Но известна ли вам басня о лисе и кошке? У лисы много было хитростей, а она всё-таки попалась; у кошки была только одна: взлезть на дерево, и собаки её не достали. Так и я: в ответ на все ваши статьи, я вывел вас целиком в одной только книге, надел на вашу разумную голову шутовской колпак — и будете вы в нём щеголять перед потомством.
— Перед потомством! — расхохотался критик, — Как будто ваши книги дойдут до потомства! Лет через сорок, много пятьдесят их никто и читать не будет.
— Я с вами согласен, — отвечал писатель, — но с меня и этого довольно. Гомер пустил на вечные времена своего Ферсита, а для вашего брата и полвека за глаза. Вы не заслуживаете даже шутовского бессмертия. Прощайте, господин… Прикажете назвать вас по имени? Едва ли это нужно: все произнесут его и без меня.
— Как?! — воскликнул он, — Вы всё ещё продолжаете строчить, сочинять, после всего, что я написал против вас? После всех тех больших статей, фельетонов, заметок, корреспонденций, в которых я доказал как дважды два четыре, что у вас нет — да и не было никогда — никакого таланта, что вы позабыли даже родной язык, что вы всегда отличались невежеством, а теперь совсем выдохлись, устарели, превратились в тряпку?
Сочинитель спокойно обратился к критику.
— Вы написали против меня множество статей и фельетонов, — отвечал он, — это несомненно. Но известна ли вам басня о лисе и кошке? У лисы много было хитростей, а она всё-таки попалась; у кошки была только одна: взлезть на дерево, и собаки её не достали. Так и я: в ответ на все ваши статьи, я вывел вас целиком в одной только книге, надел на вашу разумную голову шутовской колпак — и будете вы в нём щеголять перед потомством.
— Перед потомством! — расхохотался критик, — Как будто ваши книги дойдут до потомства! Лет через сорок, много пятьдесят их никто и читать не будет.
— Я с вами согласен, — отвечал писатель, — но с меня и этого довольно. Гомер пустил на вечные времена своего Ферсита, а для вашего брата и полвека за глаза. Вы не заслуживаете даже шутовского бессмертия. Прощайте, господин… Прикажете назвать вас по имени? Едва ли это нужно: все произнесут его и без меня.