Разговор маслодела и гончара
— Привет, любезный маслодел, хорошо, что встретил тебя! Не нальёшь ли ты мне твоего чудесного, ароматного масла в этот кувшин?
— Привет тебе, гончар! Отчего же не налить в такой замечательный, изящный и прочный кувшин масла? Вот тебе самое лучшее, пахнущее солнцем и летом! Плати и получай.
— Э, маслодел… Торговля сегодня идёт плохо, денег ещё не заработал. Хочешь, отдам тебе такой же кувшин? Отменная работа, отличная глина!
— Гончар, ну сам посуди, разве кувшин может стоить такого редкого масла, какое я тебе налил? Это плохая идея.
— Маслодел, да ты посмотри, какие линии, послушай — щёлк, щёлк! — как звучит! Что там какое-то масло, налей хоть амбру в мускусе, всяк скажет, что такая посуда достойна лучшего!
— Что значит «какое-то масло», гончар? Это масло выжимал я сам, из самых сочных, самых спелых оливковых и персиковых косточек! Такому маслу место не в глиняном кувшине, какие продаются на каждом углу, а в сосуде из цельного изумруда!
— На каждом углу? На каждом углу, говоришь ты? Если бы ты понимал что в гончарном искусстве, ты бы видел, что мои кувшины — самые лучшие и почёл бы за честь налить в него свое паршивое масло!
— Моё масло паршивое? Да в твою посудину и воды налить было бы чрезмерной честью для неё!
— Воды? Честью? Да знай, что в мои кувшины наливает вино сам хан! Выливай свою мутную жижу обратно, не оскверняй благородного сосуда!
— Жижу? Оскверняй? Стыдись, что мне делать с благородным маслом, побывавшем в такой мерзкой посудине? Вылей его себе на голову, если хочешь!
— Да я его своему ослу под хвост не вылью! Что же мне делать с кувшином, испорченным вонючей жидкостью? Даже предлагать его покупателям будет позором! Разве разбить?
— Это лучшее, что ты можешь с ним сделать!
Брямс! Под ногами лежат черепки, масло впитывается в пыль… Два мастера расходятся, один без масла, второй без кувшина.
— Привет тебе, гончар! Отчего же не налить в такой замечательный, изящный и прочный кувшин масла? Вот тебе самое лучшее, пахнущее солнцем и летом! Плати и получай.
— Э, маслодел… Торговля сегодня идёт плохо, денег ещё не заработал. Хочешь, отдам тебе такой же кувшин? Отменная работа, отличная глина!
— Гончар, ну сам посуди, разве кувшин может стоить такого редкого масла, какое я тебе налил? Это плохая идея.
— Маслодел, да ты посмотри, какие линии, послушай — щёлк, щёлк! — как звучит! Что там какое-то масло, налей хоть амбру в мускусе, всяк скажет, что такая посуда достойна лучшего!
— Что значит «какое-то масло», гончар? Это масло выжимал я сам, из самых сочных, самых спелых оливковых и персиковых косточек! Такому маслу место не в глиняном кувшине, какие продаются на каждом углу, а в сосуде из цельного изумруда!
— На каждом углу? На каждом углу, говоришь ты? Если бы ты понимал что в гончарном искусстве, ты бы видел, что мои кувшины — самые лучшие и почёл бы за честь налить в него свое паршивое масло!
— Моё масло паршивое? Да в твою посудину и воды налить было бы чрезмерной честью для неё!
— Воды? Честью? Да знай, что в мои кувшины наливает вино сам хан! Выливай свою мутную жижу обратно, не оскверняй благородного сосуда!
— Жижу? Оскверняй? Стыдись, что мне делать с благородным маслом, побывавшем в такой мерзкой посудине? Вылей его себе на голову, если хочешь!
— Да я его своему ослу под хвост не вылью! Что же мне делать с кувшином, испорченным вонючей жидкостью? Даже предлагать его покупателям будет позором! Разве разбить?
— Это лучшее, что ты можешь с ним сделать!
Брямс! Под ногами лежат черепки, масло впитывается в пыль… Два мастера расходятся, один без масла, второй без кувшина.