Шашель и гвоздь

В одном старинном доме, не смотря на его преклонный возраст, всё было добротно и чинно, словно в надёжном ковчеге, плывущем в житейской бездне. Сменялись хозяева, но дом, принадлежавший древнему роду, передавался по наследству. А наследники были достаточно воспитаны и бережно относились к своей недвижимости. Единственное изменение в судьбе дома произошло совсем недавно, когда он из постоянного жилища превратился в загородный дачный дом. Поначалу, конечно, дом тосковал, но затем смирился с новым своим статусом и стал привыкать к длительным отсутствиям своих хозяев. Но, зато когда они появлялись, у него внутри всё преображалось и он ликовал, с неким восторгом и даже иронией косясь синеокими мансардными окошками на соседние дачные домишки. Вот мол, смотрите, завидуйте, теперь и на моей улице праздник! А праздник действительно отмечался не только в звуках музыки из распахнутых настежь окошек, но и в звонких детских голосах и даже в тихом поскрипывании половиц и ступенек старой деревянной лестницы, ведущей на мансарду. Детское присутствие старый дом воспринимал, как величайшее блаженство, ощущая это каждой своей частицей. А скрипом старых половиц и ступенек он выражал своё стариковское удовлетворение, наслаждаясь незыбленным предназначением — родового очага.
Правда не всё в его внутреннем мире было гладко и добротно. Его всё больше и больше беспокоили древесные паразиты, которые стали проникать в его конструкции. И хотя доблестные его помощники, кованные ещё в старину гвозди, надёжно держали скреплённые ими детали вот уже почти сто лет, от них всё чаще и чаще стали доноситься скрипучие жалобы на беспредел тех самых паразитов. Один из гвоздей в ступеньке не выдержал и вылез шляпкой наружу, чтобы наглядно продемонстрировать свой протест. Он заявил, что это добром не кончится. Возвышаясь над своими собратьями он с возмущением стал рассказывать, как к нему почти вплотную приблизился этот наглый червяк и даже стал разговаривать с ним с издёвкой.
— Ты кто таков?
— Я гвоздь, — отвечаю я ему.
— Ха, гвоздь, а чего ты тут торчишь?
— Как чего, я на своём посту, а ты кто?
— О, да знаешь, кто я такой? Я крутой и тут всё моё. Шашель я, понял! И вообще, разве сейчас так живут как ты, это ж сума сойти можно. Торчишь тут без движения, без интересу. То ли у меня жизнь, куда хочу туда и верчу, еды навалом, одним словом живу в своё удовольствие. Айда со мной, не пожалеешь.
— Я на посту, — сурово и упрямо скрипнул гвоздь.
— Ну и торчи себе дальше, железяка, — хмыкнул с издёвкой шашель, — а я вот на свеженькую плантацию покручу, надо уметь вертеться и жить с размахом! — И жирный самодовольный шашель последовал дальше, оставляя за собой пустоту.
Вскоре пришли мастера, которые обнаружили вылезший в ступеньке гвоздь. Они аккуратно вытащили его вместе с собратьями, подивились их кованной закалке, столетнего возраста, заменили изъеденную шашелем доску на новую и, по просьбе хозяев, не стали применять новый крепёж, а водрузили старые добротные гвозди на прежние места, практически дав им вторую жизнь. А самодовольный жирный шашель вместе со старой доской оказался в огне костра, который был разожжён мастерами по случаю.
А гвоздь остался на своём ответственном посту, наслаждая не только своей миссией, но и звонким детским смехом в доме, гордясь тем, что служит уже не одному поколению хозяев дома.
Вот так-то, господа, каждому своё.