Пшеница и ячмень
Суфийская притча
Человек общепризнанной учёности, придя к Бахауддину Накшбанду, спросил его:
— За твой характер, попечение и доброту простые люди почитают тебя наставником века. Таков же ты и в сердцах своих последователей. Всегда ли было так?
Бахауддин сказал:
— Нет, не всегда.
Посетитель произнёс:
— С давних пор на суфиев часто смотрели с подозрением, учёные их поднимали на смех, толкователи опасались. Некоторые из суфиев, те, что служат примером для своих последователей, в учёных книгах попали в разряд нежелательных явлений или влияний, неприемлемых для авторитетов. Тем не менее, внеся свой вклад в теорию и практику Пути, они, видимо, формально тоже были адептами?
Бахауддин сказал:
— Некоторые были адептами формально, другие совсем ничем не выделялись.
— Что же тогда особенного в дервишах?
— Оно заключается в их сущности, а не в видимых проявлениях.
— Нет ли у таких людей свойств, по которым каждый мог бы их распознать?
Бахауддин ответил:
— Вспомните историю про пшеницу и ячмень. Некогда люди сеяли пшеницу — и все привыкли к пшеничным полям и пшеничному хлебу. Шло время, и пришла нужда посеять ячмень. Когда ячмень взошёл, буквалисты — а все рядовые учёные таковые — подняли крик:
— Это не пшеница!
— Да, — подтвердили сеятели ячменя, — это другой злак — тот, который нам и нужен.
— Нас обманывают! — завопили буквалисты.
И всякий раз они заводили такую смуту, что было не до сбора урожая.
Начался голод, но люди, науськиваемые советниками-педантами, всё равно отвергали урожай, выращенный людьми ячменя.
Посетитель спросил:
— Так то, что мы называем «суфизм», на самом деле — «злак» из вашей истории? И пшеница — «злак», и ячмень — «злак», это конкретные проявления чего-то более общего, что и следует осознавать?
— Вот именно, — сказал мауляна.
— Было бы несравненно лучше, если бы вместо указания на пшеницу или ячмень нам дали представление о том, что такое злак как таковой, — сказал вопрошавший.
— Да, так было бы лучше, если бы это было осуществимо, — сказал Бахауддин. — Тем не менее, действительность такова, что ныне большинству людей — ради себя и других — приходится трудиться, чтобы получить урожай и прокормиться. Немногим известно, какие ещё бывают злаки, — это те люди, которых вы называете проводниками. Зная, что можно умереть с голоду, человек обеспечивает себя пищей — той, которую он способен производить. Лишь те, кто не трудится на поле, имеют время поразмыслить о злаках. Вместе с тем они не имеют права этого делать, ибо им неведом вкус зерна и не они трудились, чтобы смолоть для людей муку.
— Нехорошо призывать людей делать что-то, когда они не понимают, почему следует это делать, — сказал посетитель.
— Ещё хуже входить в объяснения по поводу падения дерева в то время, когда твои слушатели вот-вот будут им раздавлены, — ответил Бахауддин.
![]()
Человек общепризнанной учёности, придя к Бахауддину Накшбанду, спросил его:
— За твой характер, попечение и доброту простые люди почитают тебя наставником века. Таков же ты и в сердцах своих последователей. Всегда ли было так?
Бахауддин сказал:
— Нет, не всегда.
Посетитель произнёс:
— С давних пор на суфиев часто смотрели с подозрением, учёные их поднимали на смех, толкователи опасались. Некоторые из суфиев, те, что служат примером для своих последователей, в учёных книгах попали в разряд нежелательных явлений или влияний, неприемлемых для авторитетов. Тем не менее, внеся свой вклад в теорию и практику Пути, они, видимо, формально тоже были адептами?
Бахауддин сказал:
— Некоторые были адептами формально, другие совсем ничем не выделялись.
— Что же тогда особенного в дервишах?
— Оно заключается в их сущности, а не в видимых проявлениях.
— Нет ли у таких людей свойств, по которым каждый мог бы их распознать?
Бахауддин ответил:
— Вспомните историю про пшеницу и ячмень. Некогда люди сеяли пшеницу — и все привыкли к пшеничным полям и пшеничному хлебу. Шло время, и пришла нужда посеять ячмень. Когда ячмень взошёл, буквалисты — а все рядовые учёные таковые — подняли крик:
— Это не пшеница!
— Да, — подтвердили сеятели ячменя, — это другой злак — тот, который нам и нужен.
— Нас обманывают! — завопили буквалисты.
И всякий раз они заводили такую смуту, что было не до сбора урожая.
Начался голод, но люди, науськиваемые советниками-педантами, всё равно отвергали урожай, выращенный людьми ячменя.
Посетитель спросил:
— Так то, что мы называем «суфизм», на самом деле — «злак» из вашей истории? И пшеница — «злак», и ячмень — «злак», это конкретные проявления чего-то более общего, что и следует осознавать?
— Вот именно, — сказал мауляна.
— Было бы несравненно лучше, если бы вместо указания на пшеницу или ячмень нам дали представление о том, что такое злак как таковой, — сказал вопрошавший.
— Да, так было бы лучше, если бы это было осуществимо, — сказал Бахауддин. — Тем не менее, действительность такова, что ныне большинству людей — ради себя и других — приходится трудиться, чтобы получить урожай и прокормиться. Немногим известно, какие ещё бывают злаки, — это те люди, которых вы называете проводниками. Зная, что можно умереть с голоду, человек обеспечивает себя пищей — той, которую он способен производить. Лишь те, кто не трудится на поле, имеют время поразмыслить о злаках. Вместе с тем они не имеют права этого делать, ибо им неведом вкус зерна и не они трудились, чтобы смолоть для людей муку.
— Нехорошо призывать людей делать что-то, когда они не понимают, почему следует это делать, — сказал посетитель.
— Ещё хуже входить в объяснения по поводу падения дерева в то время, когда твои слушатели вот-вот будут им раздавлены, — ответил Бахауддин.
