Суфийская притча от Руми


В некоем городе жил некогда один купец, который всем на удивление был связан дружбой с крестьянином из дальнего селения. И когда бы ни приезжал этот крестьянин в город, горожанин-купец всегда встречал его с почётом, предоставляя ему бесплатный кров и обильно его угощал. Крестьянин же каждый раз говорил купцу:
— Приехал бы ты ко мне хоть раз! Возьми всех своих чад и домочадцев и приезжайте ко мне весной или в период созревания плодов. Я всегда буду вам рад. Ведь это же так приятно месяц или два пожить в селении, наблюдая цветение деревьев, кустов и трав!
— Что ж, когда-нибудь мы и приедем, — отвечал горожанин.
Лет восемь, останавливаясь в доме купца, повторял крестьянин свои приглашения, но горожанин каждый раз отговаривался то торговыми, то семейными делами, говоря:
— О мой друг, всему свой срок. И дела наши, и жизни в руках Господа!
Прошло ещё два года, у купца уже выросли дети, и однажды они сказали отцу:
— Кто только не путешествует на этом свете! А ты, отец, связав крестьянина неоплатным долгом гостеприимства, никак не решаешься принять его приглашение. Он уже и нас неоднократно просил подтолкнуть тебя, чтобы ты, наконец, дал возможность человеку вернуть долг. Отец не возражал детям, но в глубине души его всё-таки грызли сомнения. «Недаром говорят, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным», — думал он про себя. Но всё же однажды он решился, и его семья стала собираться в дорогу, предвкушая ожидающие их радости сельской жизни. С собой они решили не брать никаких припасов, надеясь на крестьянина и ожидая, что он, возможно, их снабдит ещё и продуктами на зиму.
Их дорога была достаточно тяжёлой, но они не замечали этого в своём желании как можно быстрее достичь цели. Наконец они, съев по пути все свои припасы, прибыли в село, где жил пригласивший их крестьянин.
Навстречу им никто не вышел, а их сельский друг даже спрятался от них заранее. Пришлось им искать его дом по всему селу, а когда они его нашли, ворота были крепко заперты. Пять дней и ночей они провели в ожидании у этих ворот. Главное, что купец со своей семьёй даже не мог отправиться в обратный путь, потому что у них не осталось никаких съестных припасов.
Через пять суток купцу, наконец, удалось увидеть крестьянина, и он сразу же обратился к нему:
— Как ты себя ведёшь? Неужели ты не узнал меня? — спросил он крестьянина, назвав при этом своё имя.
— Возможно, ты и тот, за кого себя выдаёшь, но я тебя не знаю. Я и о себе толком ничего не знаю, ибо душа моя и ум поглощены общением с Богом, — невозмутимо ответил ему крестьянин.
— Бог с тобой! Ведь я тот, в чьём доме в городе ты находил приют и усердно пожирал плов. Неужели тебе не стыдно перед теми, чьим гостеприимством ты пользовался? — возмутился купец.
— Перестань мне докучать. Я же сказал, что я тебя в жизни никогда не видел! — сказал крестьянин и запер калитку перед его носом.
Тогда купец, находившийся в безвыходном положении, постучался к нему снова и попросил хоть какого-нибудь пристанища, чтобы он с семьёй мог там обсушиться и переждать дождь.
На это крестьянин ему сказал:
— В саду у меня есть старая сторожка. Там жил старик, который охранял мой сад. Можешь занять её на время, но за это ты будешь охранять мой сад от волков. Купец согласился и попросил для охраны лук и стрелы. Приезжие с трудом кое-как разместились в тесной сторожке, а купец, когда спустилась ночь, вышел сторожить сад, держа наготове лук и стрелы. Он обходил сад, и ворота, и ограда которого были надёжными и крепкими, а сам размышлял о постигшей его беде. Вдруг в углу сада он заметил что-то серое, издали похожее на волка, и он пустил стрелу, поразив зверя. Когда же он подошёл поближе, то увидел, что это не волк, а осёл, принадлежавший крестьянину. На шум выбежал и сам хозяин и, увидев убитого осла, закричал:
— Что ты наделал, это же мой осёл?! Неужели трудно было отличить осла от хищного зверя? Да я бы своего осла всегда узнал по духу, где бы он ни был!
Купец сначала оправдывался, а потом, когда до него дошёл смысл услышанного им, схватил крестьянина за шиворот и в гневе закричал ему:
— Ты, наверное, так накурился гашиша, что потерял разум. Ты, оказывается, узнаёшь по запаху своего осла, а меня, у которого ты в городе находил приют и которого так обжирал, ты забыл. Так значит, память о вонючем осле не мешает тебе в общении с Богом, а память о людях, которым ты обязан, отвлекает тебя от этого праведного занятия? Добрым к тебе людям ты предпочитаешь осла, который хорош только тем, что твой плач по поводу того, что он сдох, показал всем твою ничтожность и низость!