Падишах и сумасшедший
Однажды падишах без слуг и без свиты вышел из городских ворот. Повстречался ему дервиш, известный своим весёлым и дерзким нравом.
Повелитель остановил дервиша и обратился к нему с таким вопросом:
— Скажи мне, жестокий ли падишах в вашей стране?
Дервиш ответил:
— Жестокий — это не то слово. Зверь!
Тогда падишах спросил:
— А ты меня не узнаёшь?
— Откуда я могу тебя знать, чужестранец?
Падишах нахмурился:
— Так знай же, ничтожный: ты говоришь со своим падишахом. И ты оскорбил его!
— Ну, вот видишь! — беззаботно откликнулся дервиш. — Значит, недаром все говорят, что я сумасшедший: никого не узнаю, даже моего повелителя, который хоть и жесток, но ведь не настолько, чтобы казнить безумного!
Падишах мрачно усмехнулся:
— Правдивы и разумны твои речи. Воистину они слишком правдивы, чересчур разумны — просто нельзя поверить, что ты сумасшедший. Ты прикидываешься! И казнить тебя за эту ложь будет вовсе не жестоко, а лишь справедливо!
Но дервиш нашёлся:
— О повелитель, я не смею спорить с тобой, однако ты сам с собою споришь: сначала признал, что я правдив, а потом не поверил, что я сумасшедший. Но разве кто-нибудь, кроме сумасшедшего, станет говорить правду повелителю?
Повелитель остановил дервиша и обратился к нему с таким вопросом:
— Скажи мне, жестокий ли падишах в вашей стране?
Дервиш ответил:
— Жестокий — это не то слово. Зверь!
Тогда падишах спросил:
— А ты меня не узнаёшь?
— Откуда я могу тебя знать, чужестранец?
Падишах нахмурился:
— Так знай же, ничтожный: ты говоришь со своим падишахом. И ты оскорбил его!
— Ну, вот видишь! — беззаботно откликнулся дервиш. — Значит, недаром все говорят, что я сумасшедший: никого не узнаю, даже моего повелителя, который хоть и жесток, но ведь не настолько, чтобы казнить безумного!
Падишах мрачно усмехнулся:
— Правдивы и разумны твои речи. Воистину они слишком правдивы, чересчур разумны — просто нельзя поверить, что ты сумасшедший. Ты прикидываешься! И казнить тебя за эту ложь будет вовсе не жестоко, а лишь справедливо!
Но дервиш нашёлся:
— О повелитель, я не смею спорить с тобой, однако ты сам с собою споришь: сначала признал, что я правдив, а потом не поверил, что я сумасшедший. Но разве кто-нибудь, кроме сумасшедшего, станет говорить правду повелителю?