Жила-была старуха. Пошла она однажды к горшечнику и купила четыре горшка. Дома поставила горшки на полку, а сама принялась печь лепёшки. Здоровья старуха была слабого, работать ей было трудно. Месит она тесто и думает о своей горькой доле. Вздохнула тяжело и говорит вслух:
— Был бы у меня сынок, пошёл бы он сейчас жать пшеницу.
Услышали её слова горшки, что стояли на полке, закачались, застучали друг о друга, будто переговариваясь. А старуха опять тяжело вздохнула. Тогда один горшок, который стучал громче всех, закачался ещё сильнее. И старуха вдруг услышала:
— Матушка, я пойду в поле жать пшеницу!
Осмотрелась старуха — никого нет. А голос раздается снова:
— Матушка, я пойду в поле жать пшеницу!
— Кто здесь? Кто это говорит? — удивилась старуха. А горшок соскочил с полки и вприпрыжку подкатился к старухе.
— Это я, матушка! Я!
Увидела старуха горшок, и все её морщинки засияли от улыбки:
— Да как же это ты, проказник, сможешь пшеницу жать?
— А вот посмотришь, матушка. Я вмиг управлюсь!
И горшок вприпрыжку выкатился из дома. Докатился он до дома деревенского старосты и закричал:
— Староста, староста! Возьми меня в работники, я буду пшеницу жать!
Посмотрел староста на горшок:
— Ишь ты, самого от земли не видно, а в работники наниматься хочет! — усмехнулся он. — Где уж тебе пшеницу жать? Убирайся-ка, покуда цел!
— А вот посмотришь, каков я! Укажи мне поле, на котором надо пшеницу жать!
Рассмеялся староста:
— Ты хоть и мал, да, видно, удал. Так и быть, иди в поле. У меня пятьдесят бигхов (12,5 га) земли под пшеницей. Посмотрим, как ты жнёшь.
Покатился горшок в поле. Но едва лишь он успел скрыться из глаз, как тотчас же вернулся обратно. Посмотрел староста: пшеница сжата и связана в снопы, а снопы уже лежат на гумне. Подивился он:
— Ну и чудеса! Дела хватило бы на многих работников, а тут один миг — и готово!
И обратился староста к горшку:
— Ну что ж, дружок, надо расплатиться с тобой за работу.
Подпрыгнул горшок и говорит:
— Обмолотишь пшеницу, тогда я и приду за расчётом. Дашь мне за работу горшок зерна.
Обрадовался жадный староста. Ведь это совсем даром! «Вот простак мне попался!», — подумал староста, а сам давай хитрить:
— Как, целый горшок пшеницы только за то, что поле сжал? Ну да ладно, что с тобой делать! Приходи после обмолота. Дам тебе горшок пшеницы.
Горшок ускакал.
Наступило время молотьбы. Пшеницу обмолотили, провеяли. Стал староста поджидать, когда к нему горшок пожалует. Глядит — а он уже катится. Подкатился и говорит:
— Староста, староста! Сыпь в меня пшеницу!
Стал староста насыпать пшеницу в горшок. Сыплет-сыплет, а доверху никак не наполнит. Прошёл час, другой, третий, а горшок всё ещё почти пуст! Всю пшеницу из амбара пришлось старосте выгрести, чтобы кое-как наполнить горшок. От жадности и злобы лица на нём нет: такой крохотный горшочек, а всю его пшеницу вместил — но молчит староста, рта не раскрывает. Да и что говорить? Сам же обещал!
Мимо проезжал крестьянин. Горшок окликнул его:
— Эй, братец, подвези меня до дома, коли не в тягость!
Взвалил крестьянин горшок на телегу и поехал. А когда подкатил он к дому старухи, горшок закричал:
— Матушка, отворяй! Я пшеницу привёз!
Отворила старуха дверь: перед ней горшок, доверху пшеницей насыпанный. Не успела она ничего сказать, глядь — а во всех кувшинах, горшках, в чулане и даже во дворе — везде полным-полно пшеницы.
На радостях старуха стала печь лепешки, да ненароком обожгла себе руку. Увидел это горшок, закачался:
— Довольно тебе, матушка, самой всё дела делать. Пора и отдохнуть. Пойду-ка я искать себе невесту. Женюсь, и будет тогда невестка помогать тебе.
И горшок отправился за невестой. Катится по дороге, подпрыгивает, вдруг он увидел — сидят люди, отдыхают. «Должно быть, со свадьбы возвращаются», — смекнул горшок.
Тут жених отошёл в сторону и стал словно искать чего-то. Догадался горшок, подкатился к жениху поближе и наполнился доверху водой. Увидел его жених, схватил. Но едва он дотронулся до горшка — тот так и прилип к его руке. Как ни старался жених оторвать горшок, все напрасно. А горшок и говорит:
— Дай, что попрошу, тогда отпущу!
Испугался жених, решил согласиться.
— Что тебе надо?
— Отдай мне невесту!
Ещё больше испугался трус-жених.
— Хорошо, — говорит, — согласен. Пойдём, бери мою невесту.
Отдал жених свою невесту горшку, и горшок пустился в обратный путь. Подкатился к своему дому и закричал:
— Матушка, открывай скорее! Твой горшок невесту привёл!
Отворила старуха дверь, смотрит — и верно, стоит горшок, а за ним невеста. Ввела её старуха в дом. И стали они жить весело и счастливо.
Как-то раз горшок говорит:
— Матушка, ты уж старая, трудно тебе сухой хлеб есть. Я буйволицу достану, чтобы она молоко нам давала.
И горшок покатился к дому старосты. Приглядел он хорошую буйволицу и прилип к её вымени. Буйволица стала брыкаться, бить ногой, но освободиться от горшка так и не смогла. Сорвалась она с привязи и бросилась бежать. Бежала она, бежала, да и остановилась как раз перед домом горшка. Закричал он:
— Матушка, отворяй скорее, я буйволицу привёл!
Старуха открыла дверь, буйволицу загнала во двор и привязала. Стали они все жить счастливо, в мире и любви. Буйволица давала молоко, невестка хлопотала по дому, а старуха жила в своё удовольствие. Горшок заботился, чтобы в доме ни в чём недостатка не было. Старуха любовалась, как подскакивает горшок, и ей казалось, будто это её собственный сыночек ползает по полу. Невестка иногда даже смеялась, глядя, как счастлива старуха. Горшок же днём оставался горшком, а по ночам превращался в человека. Три других горшка смотрели на всех с полки и постукивали друг о друга, словно радовались их счастью. А когда дул ветер, из горшков раздавались звуки, похожие на детский лепет.