Вадим
ВАДИМ —
1) герой трагедии Я.Б.Княжнина «Вадим Новгородский» (1788-1789). Легендарным прообразом этого персонажа явился упоминаемый в одной летописи Вадим Храбрый, возглавивший мятеж новгородцев (7864 г.) против призванного княжить Рюрика и последним убитый вместе с «иными многими советниками его». (С.М.Соловьев считал имя В. нарицательным: от «водим» — передовой, проводник.) Таинственная личность Вадима Храброго, о котором ничего более неизвестно, занимала внимание историографов XVIII»Шв. (В.Н.Татищев, М.В.Ломоносов) и по-разному оценивалась в зависимости от позиции в т.н. «варяжском вопросе».
Первым художественным воплощением этого образа явилось «историческое представление» Екатерины II «Из жизни Рурика» (1786). В пьесе, сочиненной «матушкой», В. Был представлен как юный честолюбец, безразличный к нуждам народа, участник династической интриги, использующий свое коренное происхождение в борьбе за власть с иноземным, но законным правителем Рюриком, ибо ему (а не В.) Гостомысл завещал княжить в Новгороде. В финале пьесы потерпевший поражение В. преклоняет колени перед Рюриком, и тот его великодушно прощает.
Иным предстает В. в трагедии Княжнина. Он — не юноша, а муж, умудренный жизнью, доказавший свое геройство на поле брани. Предыстория действия: в отсутствие В. и войска «вельможи» затеяли в Новгороде смуту, на подавление которой был призван Рюрик. Одолев мятежников, он стал княжить — скорее в силу обстоятельств, нежели по собственной воле.
В. и Рюрик у Княжнина образуют неожиданную для русской классицистической трагедии пару героев-противников. Традиционное противоборство тирана, узурпировавшего власть, и просвещенного претендента (принца, полководца), который действует исходя из интересов народа и в согласии с ним (например, Клавдий и Гамлет в трагедии А.П.Сумарокова), здесь уступает место конфликту правителей, одинаково достойных, способных на самопожертвование. Рюрик отнюдь не тиран. Его «самодержавие», обуздавшее «вельмож-гордецов», не посягнуло на гражданские права. «Единой правды чтя священнейший устав, я отнял ли хотя черту от ваших прав?» — говорит Рюрик, обращаясь к народу. С другой стороны, свободолюбивый В. оказывается косвенным защитником тиранства, ибо свобода, которую он желает спасти, на руку вельможам и позволяет «народу зло творить и в мнимой вольности свое тиранство скрыть».
В. — человек убеждений. Он ополчается на саму идею княжеской власти, которая развращает самых добродетельных и достойных: «Что в том, что Рурик сей героем быть родился? Какой герой в венце с пути не совратился?» Благородный Рюрик пытается всеми силами погасить конфликт с В., готов уступить ему княжество и, наконец, соглашается на восстановление республики. Однако, в согласии с духом просвещенного XVIII»Шв., такое действие нуждается в санкции народа. Народ же, претерпевший уже от вольности, отдает голос в пользу Рюрика и княжеского правления. Произнеся гневный монолог, обращенный к новгородцам («Ты хочешь рабствовать, под скипетром попран? Нет боле у меня отечества…»), В. закалывается.
Трагедия Княжнина в лице В. открыла нового героя. (Эта тема исследована в работах Г.А.Гуковского.) Традиционный герой трагедии (Гамлет Сумарокова, Росслав Княжнина) исполнял «общественный договор» и следовал «мнению народному». Тиран же пренебрегал этим мнением, оттого всегда был одинок. У Княжнина в одиночестве оказывается В. Это первый положительный герой русской сцены, бросивший открытый вызов «гражданству». Рожденный веком Просвещения, В. Княжнина полон иллюзий в отношении народа. Он еще не знает «суда черни», который ведом пушкинскому Борису Годунову, персонажу, созданному другой эпохой. В сознании В. не укладывается, что народ способен ошибаться, и потому так потрясен, так раздавлен он выбором народным в пользу рабства, пускай и просвещенного. Мотив индивидуалистического бунта делает В. предтечей героев романтизма, противопоставивших себя свету и черни. Среди литературных прототипов В. называют шекспировского Брута (трагедию «Юлий Цезарь» в 1787 г. перевел Н.М.Карамзин) — персонажа весьма существенного с точки зрения генеалогии романтического героя.
Принятая к постановке трагедия Княжнина была отозвана автором из театра, после его смерти опубликована в 1793 г. (тираж конфискован и уничтожен); первая публикация (с цензурными изъятиями) — 1871, полный текст напечатан в 1914 г. В несостоявшейся постановке 1789 г. главную роль репетировал П.А.Плавильщиков. Спустя два года этот актер и драматург сочинил собственную трагедию на тот же сюжет, представив В. в полном соответствии с тем, как его изобразила Екатерина.
Лит.: Гуковский Г.А. Княжнин // Гуковский Г.А. Русская литература XVIII»Шв. М., 1939.
2) Интерес к образу Вадима Храброго сохранялся в русской литературе начала XIX»Шв.: «Царь, или Спасенный Новгород» М.М.Хераскова (1800), «Марфа Посадница» Н.М.Карамзина (1803), неоконч. повесть В.А.Жуковского «Вадим Новгородский» (1803). К.Ф.Рылеев представил В. выразителем политических идеалов декабризма (1823).
С образом В. связан первый драматургический замысел А.С.Пушкина, относящийся к 1820-1821 гг. Как и у Княжнина, В. Пушкина — герой трагедии. От этого неосуществленного замысла сохранились фрагмент первой сцены и наброски сюжетного плана, позволяющие составить некоторое представление о герое и фабуле. Если Княжнин только наметил коллизию романтического героя, то у Пушкина образ В. вобрал характерные черты этого героя. В. молод и, разумеется, влюблен — страстно и восторженно. Здесь первое нарушение канона классицистического героя. (Ср. знаменитую реплику Росслава Княжнина: «Тиранка слабых душ, любовь — раба героя».) Суда по плану трагедии, любовь будет стоить В. жизни: его предаст та, которую он любит. Другая страсть пушкинского героя — вольность. Однако и в этой страсти заключена катастрофа, которую В. пережил, когда новгородцы «встречали торжеством властителей чужих», а его, надо полагать, изгнали. Теперь они «кипят и негодуют», их надежды обращены к В. Но у него на сей счет нет иллюзий: «Неверна их вражда, неверна их любовь». (Непостоянство «мнения народного» — будущая тема «Бориса Годунова».) Сочетание юношеской восторженности и скептицизма, идеализм веры и трезвость жизненных наблюдений, готовность к единоборству со злом — все это черты «истинно романтического» героя.
Оставив замысел трагедии, Пушкин принимается за поэму о В., но и она не была написана.
Лит.: Поляков М.Я. Открытая и закрытая форма драмы. «Вадим Новгородский» и «Борис Годунов» // Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М., 1978.
3) Герой «повести» М.Ю.Лермонтова «Последний сын вольности» (1830-1831), один из тридцати юношей, не пожелавших покориться «дерзостному варягу», перед которым «склонилась гордая страна». Преисполненные жажды мести, они, эти юноши, сражаются с чужеземцами, и все погибают, последним — В.
Любовь и вольность — две страсти пушкинского В.— для героя Лермонтова оборачиваются печалями. В. любит младую Леду, но та отвечает ему презреньем. Вольность же, которой рыцарски служит В., в его отечестве «уже забвенью предана». (Полная противоположность пушкинскому Новгороду, который «кипит и негодует», открыто демонстрируя «вражду правительству».) Оттого так мрачен герой Лермонтова. Его портрет («бледное пасмурное чело» и взор, выражающий «души глубокую тоску»), хотя и составлен из расхожих метафор романтизма, внутренне оправдан и органичен для героя, которого поэт называет «последним вольным славянином».
Самоубийство В. Княжнина, убийство В. Пушкина трагичны. Смерть лермонтовского героя столь же трагическая, сколь и возвышенная. Герой погибает в рыцарском поединке с Рюриком; сраженный мечом варяга, он умирает гордо, без стонов.
Три литературные воплощения образа Вадима Храброго складываются словно в один сюжет. Если бы персонаж Княжнина не погиб, он мог бы вернуться в сюжет под маской пушкинского героя, а тому, останься он живым, пришлось бы скрываться «в диких дебрях», где начинается фабула лермонтовской поэмы. Три образа отразили черты общественной ситуации разных эпох (особенно контрастно у Пушкина и Лермонтова, т.е. до и после восстания декабристов). И наконец, они стали вехами в судьбе романтического героя.
Лит.: Заметин И.И. Предание о Вадиме Новгородском в русской литературе. Воронеж, 1901.
1) герой трагедии Я.Б.Княжнина «Вадим Новгородский» (1788-1789). Легендарным прообразом этого персонажа явился упоминаемый в одной летописи Вадим Храбрый, возглавивший мятеж новгородцев (7864 г.) против призванного княжить Рюрика и последним убитый вместе с «иными многими советниками его». (С.М.Соловьев считал имя В. нарицательным: от «водим» — передовой, проводник.) Таинственная личность Вадима Храброго, о котором ничего более неизвестно, занимала внимание историографов XVIII»Шв. (В.Н.Татищев, М.В.Ломоносов) и по-разному оценивалась в зависимости от позиции в т.н. «варяжском вопросе».
Первым художественным воплощением этого образа явилось «историческое представление» Екатерины II «Из жизни Рурика» (1786). В пьесе, сочиненной «матушкой», В. Был представлен как юный честолюбец, безразличный к нуждам народа, участник династической интриги, использующий свое коренное происхождение в борьбе за власть с иноземным, но законным правителем Рюриком, ибо ему (а не В.) Гостомысл завещал княжить в Новгороде. В финале пьесы потерпевший поражение В. преклоняет колени перед Рюриком, и тот его великодушно прощает.
Иным предстает В. в трагедии Княжнина. Он — не юноша, а муж, умудренный жизнью, доказавший свое геройство на поле брани. Предыстория действия: в отсутствие В. и войска «вельможи» затеяли в Новгороде смуту, на подавление которой был призван Рюрик. Одолев мятежников, он стал княжить — скорее в силу обстоятельств, нежели по собственной воле.
В. и Рюрик у Княжнина образуют неожиданную для русской классицистической трагедии пару героев-противников. Традиционное противоборство тирана, узурпировавшего власть, и просвещенного претендента (принца, полководца), который действует исходя из интересов народа и в согласии с ним (например, Клавдий и Гамлет в трагедии А.П.Сумарокова), здесь уступает место конфликту правителей, одинаково достойных, способных на самопожертвование. Рюрик отнюдь не тиран. Его «самодержавие», обуздавшее «вельмож-гордецов», не посягнуло на гражданские права. «Единой правды чтя священнейший устав, я отнял ли хотя черту от ваших прав?» — говорит Рюрик, обращаясь к народу. С другой стороны, свободолюбивый В. оказывается косвенным защитником тиранства, ибо свобода, которую он желает спасти, на руку вельможам и позволяет «народу зло творить и в мнимой вольности свое тиранство скрыть».
В. — человек убеждений. Он ополчается на саму идею княжеской власти, которая развращает самых добродетельных и достойных: «Что в том, что Рурик сей героем быть родился? Какой герой в венце с пути не совратился?» Благородный Рюрик пытается всеми силами погасить конфликт с В., готов уступить ему княжество и, наконец, соглашается на восстановление республики. Однако, в согласии с духом просвещенного XVIII»Шв., такое действие нуждается в санкции народа. Народ же, претерпевший уже от вольности, отдает голос в пользу Рюрика и княжеского правления. Произнеся гневный монолог, обращенный к новгородцам («Ты хочешь рабствовать, под скипетром попран? Нет боле у меня отечества…»), В. закалывается.
Трагедия Княжнина в лице В. открыла нового героя. (Эта тема исследована в работах Г.А.Гуковского.) Традиционный герой трагедии (Гамлет Сумарокова, Росслав Княжнина) исполнял «общественный договор» и следовал «мнению народному». Тиран же пренебрегал этим мнением, оттого всегда был одинок. У Княжнина в одиночестве оказывается В. Это первый положительный герой русской сцены, бросивший открытый вызов «гражданству». Рожденный веком Просвещения, В. Княжнина полон иллюзий в отношении народа. Он еще не знает «суда черни», который ведом пушкинскому Борису Годунову, персонажу, созданному другой эпохой. В сознании В. не укладывается, что народ способен ошибаться, и потому так потрясен, так раздавлен он выбором народным в пользу рабства, пускай и просвещенного. Мотив индивидуалистического бунта делает В. предтечей героев романтизма, противопоставивших себя свету и черни. Среди литературных прототипов В. называют шекспировского Брута (трагедию «Юлий Цезарь» в 1787 г. перевел Н.М.Карамзин) — персонажа весьма существенного с точки зрения генеалогии романтического героя.
Принятая к постановке трагедия Княжнина была отозвана автором из театра, после его смерти опубликована в 1793 г. (тираж конфискован и уничтожен); первая публикация (с цензурными изъятиями) — 1871, полный текст напечатан в 1914 г. В несостоявшейся постановке 1789 г. главную роль репетировал П.А.Плавильщиков. Спустя два года этот актер и драматург сочинил собственную трагедию на тот же сюжет, представив В. в полном соответствии с тем, как его изобразила Екатерина.
Лит.: Гуковский Г.А. Княжнин // Гуковский Г.А. Русская литература XVIII»Шв. М., 1939.
2) Интерес к образу Вадима Храброго сохранялся в русской литературе начала XIX»Шв.: «Царь, или Спасенный Новгород» М.М.Хераскова (1800), «Марфа Посадница» Н.М.Карамзина (1803), неоконч. повесть В.А.Жуковского «Вадим Новгородский» (1803). К.Ф.Рылеев представил В. выразителем политических идеалов декабризма (1823).
С образом В. связан первый драматургический замысел А.С.Пушкина, относящийся к 1820-1821 гг. Как и у Княжнина, В. Пушкина — герой трагедии. От этого неосуществленного замысла сохранились фрагмент первой сцены и наброски сюжетного плана, позволяющие составить некоторое представление о герое и фабуле. Если Княжнин только наметил коллизию романтического героя, то у Пушкина образ В. вобрал характерные черты этого героя. В. молод и, разумеется, влюблен — страстно и восторженно. Здесь первое нарушение канона классицистического героя. (Ср. знаменитую реплику Росслава Княжнина: «Тиранка слабых душ, любовь — раба героя».) Суда по плану трагедии, любовь будет стоить В. жизни: его предаст та, которую он любит. Другая страсть пушкинского героя — вольность. Однако и в этой страсти заключена катастрофа, которую В. пережил, когда новгородцы «встречали торжеством властителей чужих», а его, надо полагать, изгнали. Теперь они «кипят и негодуют», их надежды обращены к В. Но у него на сей счет нет иллюзий: «Неверна их вражда, неверна их любовь». (Непостоянство «мнения народного» — будущая тема «Бориса Годунова».) Сочетание юношеской восторженности и скептицизма, идеализм веры и трезвость жизненных наблюдений, готовность к единоборству со злом — все это черты «истинно романтического» героя.
Оставив замысел трагедии, Пушкин принимается за поэму о В., но и она не была написана.
Лит.: Поляков М.Я. Открытая и закрытая форма драмы. «Вадим Новгородский» и «Борис Годунов» // Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М., 1978.
3) Герой «повести» М.Ю.Лермонтова «Последний сын вольности» (1830-1831), один из тридцати юношей, не пожелавших покориться «дерзостному варягу», перед которым «склонилась гордая страна». Преисполненные жажды мести, они, эти юноши, сражаются с чужеземцами, и все погибают, последним — В.
Любовь и вольность — две страсти пушкинского В.— для героя Лермонтова оборачиваются печалями. В. любит младую Леду, но та отвечает ему презреньем. Вольность же, которой рыцарски служит В., в его отечестве «уже забвенью предана». (Полная противоположность пушкинскому Новгороду, который «кипит и негодует», открыто демонстрируя «вражду правительству».) Оттого так мрачен герой Лермонтова. Его портрет («бледное пасмурное чело» и взор, выражающий «души глубокую тоску»), хотя и составлен из расхожих метафор романтизма, внутренне оправдан и органичен для героя, которого поэт называет «последним вольным славянином».
Самоубийство В. Княжнина, убийство В. Пушкина трагичны. Смерть лермонтовского героя столь же трагическая, сколь и возвышенная. Герой погибает в рыцарском поединке с Рюриком; сраженный мечом варяга, он умирает гордо, без стонов.
Три литературные воплощения образа Вадима Храброго складываются словно в один сюжет. Если бы персонаж Княжнина не погиб, он мог бы вернуться в сюжет под маской пушкинского героя, а тому, останься он живым, пришлось бы скрываться «в диких дебрях», где начинается фабула лермонтовской поэмы. Три образа отразили черты общественной ситуации разных эпох (особенно контрастно у Пушкина и Лермонтова, т.е. до и после восстания декабристов). И наконец, они стали вехами в судьбе романтического героя.
Лит.: Заметин И.И. Предание о Вадиме Новгородском в русской литературе. Воронеж, 1901.
