Недалеко от Лахора было поселение суфийских мистиков, очень известное в то время — пятьсот лет назад. Люди издалека приходили в Лахор, чтобы попасть на собрание мистиков. Нанак тоже пришёл туда, и он купался за пределами поселения, когда главный суфий узнал о том, что он здесь. Он не знал языка Нанака, и Нанак не знал его языка; но им необходимо было найти какой-то способ договориться.
Он послал одного из своих учеников с красивой чашей, доверху наполненной молоком, так что там не могла бы поместиться больше ни одна капля. И он отправил эту чашу с молоком Нанаку.
Мардана, ученик Нанаки, не мог понять этого.
— Что он имел в виду? Что мы должны сделать? Это подарок, это приглашение?
Нанак засмеялся и огляделся вокруг, сорвал цветок и положил в чашу. Цветок был таким невесомым, что даже не коснулся поверхности молока, и из чаши не вытекло ни одной капли. И он дал знак ученику отнести её обратно. Ученик сказал:
— Это странно. Я не могу понять, почему меня отправили с этой чашей, а теперь это стало ещё более загадочным: этот странный человек положил в неё цветок.
Он спросил у мастера, главного суфия:
— Не томи меня неведением. Прошу тебя, скажи мне, в чём тут секрет. Что происходит?
Главный мистик ответил:
— Я послал эту чашу полную молока, чтобы сказать Нанаку: «Иди в другое место, здесь и так много мистиков, здесь не нужно больше никакого мистицизма. Это место так же переполнено мистиками, как эта чаша молоком. Мы не можем принять тебя; ты просто без всякой нужды займёшь лишнее место. Иди куда-нибудь в другое место». Но этот человек ухитрился положить цветок так, чтобы он плавал в этой чаше. Этим он сказал: «Я буду словно этот цветок в вашем собрании. Я не займу никакого места, я не потревожу ваше собрание. Я буду просто прекрасным цветком, плавающим над вами».
Суфийский мистик пришёл, прикоснулся к стопам Нанака и пригласил его — без слов; никто не произнёс ни слова. Нанак остался у него в гостях, каждый день он пел свои песни, и суфии танцевали, наслаждались его искусством. А когда ему пришло время уходить, они плакали. Даже главный мистик плакал. Все они пришли проводить его. Не было сказано ни единого слова — у них не было возможности для общения. Но тем не менее между ними происходило истинное общение.