Один монастырь переживал тяжёлые времена. Когда-то это был большой орден, но в результате гонений на монахов в XVII и XVIII вв. и из-за роста секуляризации в XIX в. все братские ветви этого монастыря увяли, и он опустел настолько, что в нём осталось всего пять монахов, ютившихся в обветшавшем главном корпусе: аббат и четыре монаха. Всем им было уже за семьдесят. Было ясно, что орден умирает.
В глухом лесу, окружавшем монастырь, стояла маленькая хижина, в которой иногда уединялся раввин из соседнего города. Благодаря многим годам, проведённым в молитвах и благих размышлениях, монахи до некоторой степени сделались ясновидящими и всегда чувствовали, когда раввин приходил в свою хижину. «Раввин в лесу, раввин снова в лесу», — шептали они один другому. Страдая из-за неминуемой гибели ордена, аббат решил в один из таких моментов пойти в хижину и спросить у раввина, не даст ли он совет, как спасти монастырь.
Раввин радушно встретил аббата в своём убежище отшельника. Но когда аббат объяснил причину своего прихода, раввин смог только посочувствовать ему.
— Я знаю, каково это, — сказал он. — Люди теряют духовность. То же самое и в моём городе. Почти уже никто не ходит в синагогу.
И старый аббат, и старый раввин оба заплакали. Затем они почитали из Торы и неспешно поговорили о серьёзных вещах. Настало время аббату уходить. Они обнялись.
— Как чудесно, что мы наконец познакомились, — сказал аббат, — но всё же я ухожу ни с чем. Неужели ты ничего не можешь мне сказать, посоветовать, как мне спасти свой орден?
— Нет, прости, — ответил раввин, — мне нечего тебе посоветовать. Одно могу сказать, Мессия — один из вас.
Когда аббат вернулся в монастырь, монахи собрались вокруг него и спросили:
— Что же сказал тебе раввин?
— Он не смог помочь, — ответил аббат. — Мы просто поплакали и вместе почитали Тору. Единственное, что он сказал, Мессия — один из нас. Я не знаю, что это значит.
В последующие дни, недели и месяцы старые монахи размышляли над этим и не могли понять, какой смысл был заложен в словах раввина. Мессия один из нас? Неужели он имел в виду одного из монахов нашего монастыря? В таком случае кого же? Может, нашего аббата? Да, если он о ком и говорил, то скорее всего об отце аббате. Он возглавлял не одно поколение братии. В то же время он мог говорить и о брате Томасе. Брат Томас, без сомнения, святой человек. Все знают, что Томас — человек просветлённый. И уж конечно, это не может относиться к брату Элреду! Временами Элред так всех раздражает. Но если задуматься, даже если для других он — «жало во плоти», Элред практически всегда прав. И часто очень даже прав. Может, раввин имел в виду брата Элреда? Но уж никак не брата Филиппа. Филипп такой пассивный, просто никакой. Но зато он обладает таинственным даром всегда оказываться там, где в нём нуждаются. Волшебным образом он вдруг возникает рядом с тобой. Может, Филипп и есть Мессия. Разумеется, раввин говорил не обо мне. Он просто не мог подразумевать меня. Я совершенно обычный человек. А если вдруг обо мне? Предположим, что я — Мессия? О Боже, не я. Я не могу быть столь великим для тебя, ведь верно?
И, размышляя таким образом, монахи стали относиться друг к другу с необыкновенным почтением — а вдруг он, и есть Мессия. И на тот случай, самый крайний случай, что он сам и есть Мессия, монахи с огромным уважением стали относиться и к себе.
Лес, окружавший монастырь, был очень красив, и люди по-прежнему иногда приходили сюда на пикник и располагались на монастырской лужайке, бродили по дорожкам, даже заходили посидеть и подумать в старую, полуразрушенную церковь. Даже не сознавая этого, они ощущали ауру необыкновенного уважения, которая начала окружать пятерых старых монахов и, казалось, исходила от них, пронизывала атмосферу этого места. Оно сделалось удивительно привлекательным, даже чарующим. И люди, не отдавая себе в том отчёта, стали приходить всё чаще сюда. Они стали приводить друзей, чтобы показать им это особое место. А те друзья стали приводить своих друзей.
Затем случилось так, что некоторые из молодых людей, приходивших в монастырь, стали всё чаще разговаривать со старыми монахами. А потом один из них пожелал поступить в монастырь. Потом другой. И ещё один. И через несколько лет монастырь опять превратился в процветающий орден и, благодаря совету раввина, стал живым центром света и духовности того королевства.